"Владимир Солоухин. Мать-мачеха" - читать интересную книгу автора

Тонкой линией была на карте.

Между тем возле стола, за которым сидела полная темноволосая женщина,
появилась высокая девушка с копной ну прямо-таки золотых волос. Таких, что
Золушкин еще подумал: "Ну, слава богу, не один я рыжий!" Девушка протянула
вперед руку, как бы ища, на что опереться, и, сдержанно отбивая такт
напряженно протянутой рукой, запрокинув чуть-чуть свою роскошную голову,
сильным, глубоким голосом начала читать. Она кидала непривычные для Дмитрия
сочетания слов, хлесткие, как удары хлыста, вызывающие и как бы чреватые
опьянением:

Вот она, степная небылица,
До лесов распахнутая тьма,
Выжигают очи кобылицам
Звезды бессарабского клейма.

От перенапряжения ли последних двух суток, от необычности ли всей этой
обстановки, от резкого ли смещения плоскостей (дежурство по роте с наземной
тревогой, Александровский сад с обидчивыми девчонками, подвальная комната с
живыми, настоящими поэтами), Дмитрий почувствовал себя захмелевшим. Какие-то
душевные пласты сдвинулись с места и угрожающе поползли, набирая скорость.
Сердце колотилось часто, появился озноб.
Небольшого роста сухощавый мужчина сменил девушку. Он был в поношенном
пехотинском кителе без погон. "Офицер, воевал", - отметил про себя Дмитрий.
Как заколачивая гвозди, так, что каждое слово - гвоздь, забиваемый с одного
точного беспощадного удара, худощавый в кителе говорил:

К неоткрытому... полюсу... мы... не протопчем тропинку...
Не проложим... тоннелей... по океанскому... дну...
Не подарим... вселенной... Шекспира... Родена... и Глинку...
Не излечим проказы... Не вылетим на Луну...

Это были с острой горчинкой и с глубоким, почти не прощупывающимся
надрывом стихи о жертвенности, поколений, захлестнутых огнем только что
кончившейся войны. Но Дмитрий, пожалуй, и не постигал сразу всего их смысла
и не вдавался в смысл стихов, как человек, внезапно ослепленный фарами
автомобиля, от которого уже не спастись, вряд ли думает, какой именно марки
автомобиль его сшибает.

Может, был наш Ньютон... всех физиков... мира... зубастей...
Да над ним ведь... не яблоки... вражьи мины... висят...
Может быть, наш Рембрандт... лежит... на доске... в медсанбате...
Ампутацию... правой... без стона... перенося...

Дмитрий почувствовал необходимость сесть. Он сделал от притолоки три
шага и неловко опустился на свободное место рядом с темноволосой девушкой,
так что ей пришлось сильно потесниться. Конечно, он не обратил никакого
внимания на девушку, разве что механическая память сделала моментальный
снимок белого, словно мраморного, лица с большими продолговатыми глазами.
Поэт у стола продолжал "заколачивать гвозди":