"Владимир Солоухин. Мать-мачеха" - читать интересную книгу автораотносился к домашней диктатуре с внутренней улыбкой и себе на уме.
Энгельсина - беззащитный ребенок - представляла комочек мягкой глины, из которой можно вылепить все, что захочешь. И Елизавета Захаровна лепила. Француженка и немка приходили к Геле домой. К учительнице музыки Геля ходила сама. Хорошо еще, что в детстве не выявилось никаких способностей к рисованию. "Я хочу сделать тебя европейски образованным человеком, я хочу дать тебе блестящее воспитание". - Мамочка, в "Повторном" идут "Красные дьяволята". - Ты с ума сошла! Зачем тебе "дьяволята"? Пойдешь со мной в Дом ученых. - Мама, можно я приглашу к нам в гости мальчика Мишу, он сидит со мной на одной парте? - Кто он? Из какой семьи? - Из обыкновенной. Его отец водит трамвай, а мать работает продавщицей в магазине. - Что?! Почему ты не протестуешь против того, что к тебе подсадили этого оборванца? - Он не оборванец, он хороший мальчик и товарищ хороший. Он заступился за меня, когда Боря развязал мне бант. - Как? Он успел поссорить тебя с Борей? Да знаешь ли ты, что он не стоит Бориного мизинца? - Нет, стоит. Боря ябедник, а Миша хороший товарищ. - Ну, хватит. Прекратим этот разговор. Я завтра же схожу в школу и скажу, чтобы тебя отсадили от этого... продавца. Ты, может быть, скоро захочешь привести в дом колхозника? Пастуха? Конюха? - И уже более ласково увещевала: - Ты пойми, доченька, что у тебя должны бывать люди только сын вагоновожатого? Я хочу сделать из тебя европейски образованную девушку. Встречайся с теми, кто поймет твою игру на фортепьяно, с кем ты можешь перекинуться по-французски или по-немецки, с кем можешь поговорить о Шиллере, о Гейне, о Лессинге. Ты девочка тонкая, я бы даже сказала, утонченная, старайся же избегать всего грубого, некрасивого. Встречаясь с грубым, невольно огрубишься сама. Уютно в комнате, увешанной коврами и обставленной книгами. Свет, пробиваясь сквозь шелковый абажур, разливается красновато. Настольная лампа на рабочем столе Елизаветы Захаровны только добавляет уюта. Золоченые корешки книг мерцают заманчиво и волнующе - хочется взять книгу, раскрыть, почитать. Впрочем, нет, не хочется. Лучше раскрыть пианино и что-нибудь сыграть. "Турецкий марш". Как хрупкие льдинки, рождаются и тают звуки. - Геля, почему ты не играешь вещь до конца? Начатое нужно доводить до конца. А ты бросаешь на середине "Турецкий марш" и начинаешь бог знает что. - Мне так хочется. - Ничего подобного. Сейчас же играй "Турецкий марш". С начала и до конца. Я буду слушать. "Динь-динь!" - сталкиваются звонкие льдинки, "кап-кап!" - стучат о клавиши маленькие теплые капельки. Хорошо, уютно в комнате. Мягкий диван, ковер, трюмо, золоченые книги, красноватый свет. Уютно и душновато, как в футляре из-под большого маминого колье. - Мама, можно я пойду к Зое? - К Зое можно. Но смотри, чтобы не позже десяти. А зачем одеваться, |
|
|