"Владимир Солоухин. Мать-мачеха" - читать интересную книгу автора

успел оглянуться, а уж Татьянка выдернута за руку из круга гулянья, и уж
исчезает в темноте счастливая пара. Успевают заметить только, как Ванька
Гулин накидывает на худые Татьянкины плечики шевиотовый свой пиджак.
Другие поступают еще проще. "Утанцевав" подальше от круга, перестают
заниматься ненужной им больше ерундой, стушевываются, сливаются с яркими
тенями лунной июльской ночи.
У каждой пары свое крыльцо, где сидят, разговаривают, целуются до
скорой рассветной зари. Только зная про это, можно как следует понять
грустную девичью частушку:

Было, было крыльцо мило,
Был уютный уголок,
А теперь я пройду мимо,
Только дует ветерок.

Митя знал, как это делается. Мало того, он знал даже, на какое крыльцо
пришли бы они с Шурой, и пытался даже представить себя рядом с ней в
безмолвном ночном одиночестве. Но тут перехватывало дыхание, кружилась
голова, нужно было облизывать губы.
Когда Митя представлял, что Шура сидит рядом с ним на крыльце, и
говорит ему что-то такое ласковое, доверительное, и смотрит на него, а потом
кладет ему голову на плечо (дальше этого мечты не дерзали), сладкая боль
сжимала сердце и не жалко было бы отдать за это все, вплоть до ничтожных
остатков жизни.
Но казалось это невозможным, недоступным, кроме как в мечтах, хотя Шура
была на гулянье в трех шагах от Мити и Митя знал в потаенном уголке
сознания, что, догони он ее, когда пойдет домой, окликни или, как Ванька
Гулин, дерни за руку, она, Шура, не будет противиться, пойдет с ним, может
быть, даже будет рада и благодарна.
Постепенно группами расходился народ.
- Кому в наш конец?
- Плетешки, выходи строиться!
- Вышвырки, спать пора!
- Красная Сторонка!..
Сердце от ребер к ребрам начинало раскачиваться, как язык внутри
тяжелого, большого колокола. Ребра ощущают физические толчки изнутри. В
виски напористо и шумно бьет кровь. Шура медлит, затягивает прощание. И если
бы случилось так, что вдруг они остались одни, то, наверно, все и произошло
бы, то есть он пошел бы провожать ее до дому. Но Гриша был рядом и звал
домой, не понимая, почему Митя медлит. И тут уж никак нельзя было решиться,
чтобы при всех, при Грише, при девушках...
Вскоре Шурин голосок звенел в конце села:

Дорогой не провожает,
А я им не дорожу.
Я такими ухажерами
Заборы горожу.

Однажды (ночь была самая лунная из всех возможных лунных ночей, к тому
же в обоих прудах горело по круглой луне, и, значит, как бы три луны