"В.Солоухин. Олепинские пруды и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

Пальцы дрогнули и выронили дольку чеснока, которую чистили. Катя
подняла голову и взглянула на меня удивленно.
Я не отдавал себе отчета, что от меня сейчас, в сущности, зависит жизнь
человека: родиться ему или не родиться, быть или не быть. Высокие материи
были чужды мне в тот миг. Я хотел одобрить решение семьи, а вместо этого
выпалил свое нелепое, неуместное: "А не жалко?"
- Если бы все жалели... - начала Катя и не закончила фразы.
Кто-то продолжал говорить за меня, ведя свою линию:
- Мне отчасти знакомо это чувство. Я поэт, а вынужден заниматься
прозой.
- Но вы же пишете и стихи.
- Время от времени. Но если бы я не занимался прозой, то стихов у меня
теперь было бы гораздо больше. Я недосчитываюсь нескольких сот
стихотворений. Выходит дело, проза их задушила, и они не появились на свет.
- И вам не жалко? - с горьковатой усмешкой спросила Катя.
- Не то чтобы жалко, - серьезно ответил я, - но иногда хочется знать,
какие это были бы стихи, о чем, насколько хороши или плохи, и, поверьте,
нападает тоска. Делается страшно от необратимости происшедшего, от того, что
некогда уж я не узнаю, что задохнулось и погибло во мне под тяжелыми плитами
проклятой прозы.
Я помолчал и ударил, выражаясь по-спортивному, ниже пояса:
- А женщины разве не думают о своих неродившихся детях? У вас,
наверное, не первый аборт. Скажите, никогда не хотелось вам хоть одним
глазком взглянуть на детей, от которых вы избавились?
- Зачем же вы так? - Катя побледнела, у нее задрожали губы.
- Извините, конечно, я грубовато выразился. Но обычно женщины в этом не
раскаиваются. Только одна женщина раскаивается и мучится, и то лишь потому,
что умерла дочка, а дочке приснился сон.
- Какой сон? - насторожилась Катя. - И как мог девочке присниться сон,
если она умерла?
- Перед смертью. Девочка умирала и знала, что умирает. И мать знала. И
вот в день смерти, с утра, девочка говорит: "Бедная мама. Останешься ты
одна. Мне приснилось сегодня, что ты стоишь на поляне и вокруг тебя много
детей. Три девочки и четыре мальчика. Но только все они ужасные, жалкие, у
одного голова похожа на бутылку, у другого три ноги. У девочки вместо рук
маленькие лапки, как крылышки ощипанного цыпленка. Жуткий-прежуткий сон. А
ты их всех обнимаешь и плачешь. И будто я бегу к ним, и они принимают меня в
свою игру..." Женщина пропустила все мимо ушей: не тем была занята ее
голова. Но потом, через месяц, вспоминая все время и перебирая в памяти
последний день бедняжки и каждое ее слово, женщина вдруг похолодела от
совпадения. Она вспомнила, что сделала в жизни именно семь абортов. И семь
детей приснилось умирающей девочке. Так вы знаете, она едва не свихнулась.
Кажется, ее даже лечили.
- Ужасно вы рассказываете. Я не думала, что вы такой злой...
Тут прибежала Людочка. Разговор наш оборвался, и больше мы к нему не
возвращались. Через несколько дней я уехал в Москву, и выпало несколько
неудачных лет, без южного солнца, без теплого моря, без комнаты, выходящей
окнами на старую узловатую хурму и на кукурузу, громко шелестящую в те часы,
когда на сочной и звучной голубизне появляются яркие белые барашки.
Шли сентябри и октябри, тоже прекрасные, с листопадами в березовых