"В.Солоухин. Олепинские пруды и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

одинаковы темные плиты, и на чужом языке сделаны скорбные надписи на них, и
день склоняется к вечеру, и надо мне искать теперь не могилу, а
кладбищенскую контору.
Француз, похожий на кинокомика Бурвиля, выслушал меня, и его лицо
приняло озабоченное выражение.
- C'est possible, que monsier ne sait pas... Господин, возможно, не
знает, что наше кладбище закрывается ровно в шесть часов. Сейчас без
четверти. Успеет ли господин? Разумеется, я дам гида, может быть, господин
успеет...
Молодой человек, в свою очередь похожий на кого-то из французских
киноактеров, вышел ко мне из другой комнаты. Не откладывая дела, я протянул
ему десять франков, он сказал "о!" и посмотрел на ручные часы.
- Остается двенадцать минут. Пять минут туда, пять минут обратно, две
минуты... Может ли господин бегом?
Да, рисовало, рисовало еще сегодня утром мое воображение эту встречу
двух русских людей. Раздумчивое брожение по печальным скорбным дорожкам.
Найти, положить хризантемы. Постоять. Прислушаться к набегающим мыслям и
чувствам, к их неизбежной последовательной цепочке. А направление цепочки
будет зависеть от изначального толчка. А толчок будет необыкновенный,
редчайший - могила Шаляпина. В Париже! Посидеть, пока не стемнеет. Уйти,
унося устоявшуюся за эти часы печаль, мысли, ставшие более четкими, чувства,
ставшие более определенными.
- Умеет ли господин бегать бегом?
- Умеет, умеет.
Мы побежали сначала легкой трусцой, еще словно смущаясь бега, еще
пробуя собственную резвость. У гида была сложная задача, обусловленная его
французской деликатностью, самой должностью кладбищенского гида и, кроме
того, десятифранковой бумажкой, которую я ему заранее дал. Бежать не слишком
быстро, чтобы не утомить господина, и все-таки бежать, чтобы успеть к
закрытию кладбища.
Эскадроны мчались мимо нас на рысях. Мы поворачивали под прямым углом,
и навстречу нам бросались новые, доселе неподвижные эскадроны. Мы дышали
тяжело, как, бывало, во время хорошего кросса. Внезапно ведущий остановился.
Я оглянулся в растерянности, не видя ничего выдающегося или хотя бы
заметного. Вокруг лежали все такие же эскадроны и эскадроны. Но я скользнул
взглядом по короткой нисходящей прямой - от полуопущенных глаз гида до
черной плиты - и увидел надпись: "Le grand fils de la terre russe..." -
"Великий сын земли русской..."
Поняв, что я нашел то, что мне было нужно, гид отошел на три шага и
повернулся к нам (ко мне и к могиле) спиной. Он смущенно сложил руки на
животе и опустил голову. Он стоял в такой позе, не поворачивая головы, ровно
две минуты, как и было условлено. Он не оборачивался, понимая, что если
человек пришел к могиле, то ему нужно побыть с ней наедине. И мало ли?
Бывает ведь, наверно, в кладбищенской практике, когда опускаются на колени,
кланяются земными поклонами или даже падают на землю плашмя, прижимаясь
щекой к холодному мрамору и гладя его руками.
Сгущались сумерки. Они размывали графику трех белоснежных цветков на
черной, как полированный каменный уголь, плите.

[Потом многие мне говорили, что мрамор на могиле Шаляпина коричневый.