"В.Солоухин. Олепинские пруды и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

Магометанские кладбища похожи на покинутые людьми города.
Куполообразные мавзолеи над могилами, плоские камни, осененные полумесяцами,
испещренные арабскими письменами. Сверх того на камне высечено иногда
изображение предмета, говорящее о бывшей земной профессии правоверного:
расческа или ножницы, если брадобрей, кинжал иль винтовка, если воин. На
одном камне я видел сразу три предмета: кувшин, очки и клюшку. Мне пояснили:
кувшин - символ чистоты, опрятности, благочестия; очки говорят о том, что
покойный был начитан и мудр, хорошо знал Коран; клюшка свидетельствует о
преклонном возрасте. Итак, из трех предметов вырастает цельный и законченный
образ человека, тремя предметами, без слов, сказано все главное о нем.
Около местечка Ружаны в Белоруссии, выйдя во время прогулки из молодого
соснового леса, я увидел необыкновенное зрелище. Ровное поле поросло
суховатой степной, а еще вернее, седой травкой. Из земли торчало множество
небольших, заостренных кверху камней. Восточная вязь на них. Видно, что
место давно оставлено людьми, либо переселившимися, либо вымершими.
Получалось впечатление встречи с иной, неизвестной цивилизацией. Ни заборов,
ни цветов, ни тропинок. Заостренные камни, ровная сухая земля, седоватая
травка.
Перенаселенные, дефицитные, уплотненные кладбища Москвы. Малогабаритные
могилы - бочком кое-как протиснуть гроб в глубину ямы, где устроено для него
экономное нишеобразное расширение.
Беломраморные и черномраморные, похожие больше на выставки надгробий,
музейной чистоты кладбища, скажем, Вены, Мюнхена, Ниццы. Много их, кладбищ,
на земле. И вот еще одно - Батиньоль.
Меня поразила геометрическая четкость его планировки. Могилы образуют
каре, прямоугольники по сорок - допустим - темных мраморных плит в каждом
каре. Каре называются эскадронами. Эскадроны пронумерованы, как и каждая
могила внутри эскадрона. Только по номеру и можно отыскать нужную тебе
могилу.
Сначала я шел не торопясь, и безмолвные эскадроны проплывали мимо меня
справа и слева, однообразные, четкие, не нарушая своего безупречного строя.
Мои азы во французском языке не позволяли бегло, на ходу схватывать глазами
надгробные надписи. Надо было останавливаться и вчитываться. Через четверть
часа я понял, что тут проходишь и день и два и не найдешь могилы Шаляпина.
Разве что последовательно, с первого до последнего обойти по рядам все
эскадроны, которых хватило бы на целую армию Наполеона Бонапарта.
Посетителей в этот час (дело шло к шести вечера) на кладбище Батиньоль
уже не было. Одинокая пожилая женщина попалась мне навстречу. Она шла к
выходу и, как показалось мне, очень спешила.
- Shalaipine? Le grand Russe? Je ne sais pas... - и она пожала
плечами. - Не думаете ли вы (по-французски, конечно), что он покоится на
Пер-Лашез?
- Нет, я не думаю, я точно знаю, что он лежит здесь.
Француженка еще раз пожала плечами и еще больше заторопилась к выходу.
Дело мое казалось безнадежным. Конечно, будь здесь живая толпа, столь же
многочисленная и необъятная, и находись в этой толпе живой Шаляпин, и бурли
и коловращайся эта толпа, словно нижегородская ярмарка, насколько легче было
бы увидеть в ней Шаляпина, нежели теперь отыскать его среди неподвижных и
черных плит. Вероятно, он сразу бросился бы в глаза, широкий, огромный,
яркий, ни на кого не похожий, единственный среди всех людей - Шаляпин. Но