"В.Солоухин. Олепинские пруды и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

но тоже невольно играющих роль как бы свиты при главном действующем лице,
была у Ивана Семеновича и своя непосредственная свита: аккомпаниатор на
пианино, молодая милая женщина, с которой певец находился в постоянной
шутливой пикировке, аккомпаниатор на скрипке, певец для дуэта, местные люди,
которым поручено сопровождать, организовывать, обеспечивать.
Все это рассаживалось по машинам. Впереди черный ЗИЛ, сзади четыре
"Волги".
Однако поезд не трогался с места, шла там, во флагманской машине,
какая-то "торговля", и я догадывался - какая. С самого начала Козловский
высказал желание (всегда настаивал на нем), чтобы я и моя жена ехали с ним в
голове колонны. Мы ловчили и увиливали от этой почетной обязанности вовсе не
потому, что нам было бы неприятно или неинтересно, но, во-первых, потому что
еще не сложилось той легкой непринужденности, когда можно и помолчать и не
будет это молчание неловким и тягостным, а во-вторых, Иван Семенович, боясь
за свое горло, ездил с поднятыми стеклами, и было душновато, и нельзя было
по своему усмотрению опустить стекло. Но машины не трогались с места, и все
ждали, и приходилось смиряться.
- Вы знаете молодого поэта Семибратова (фамилия условная)? - спрашивал,
например, Козловский.
- Нет. А чем он хорош, что вы запомнили его имя?
- Своеобразный человек, оригинальные убеждения. И характер. Ну, как вам
сказать? У меня в квартире телефон, а жить надо. Вполне понятно, что я не
всегда подхожу к трубке. Бывает, что директор консерватории. Ну и что. Вы -
директор, а мы тоже... Итак, вот одно то, что этот молодой человек до меня
все-таки дозвонился... Нет, вы познакомьтесь с ним, он будет вам интересен.
Иван Семенович говорил всегда тихо, вовсе не напрягая и не утомляя
своего голоса. Казалось странным, что в том же горле, производящем эти
глуховатые, серые, пожалуй, даже бесцветные звуки, может возникнуть по
желанию владельца могучий, высокий, чистый, радостный звук, который не похож
ни на какие другие звуки и который называется в человеческом обиходе голосом
Ивана Семеновича Козловского.
Причем сильный вовсе не значит - оглушительный, громкий. В одном
гостеприимном доме километрах в пятидесяти от Пскова, обогретые коньячком,
все пустились в самодеятельность, и одному певцу удалось совратить
Козловского на дуэт. Должны были петь хорошую песню "Что затуманилась,
зоренька ясная" - коронный номер певца, как выяснилось потом во время
концертов.
Трудно сказать, что сыграло свою роль: вечная ли тень, в которой
приходится пребывать рядовому певцу вблизи певца выдающегося, неожиданная ли
возможность взять реванш сразу за все предыдущее и последующее и доказать
одним махом, просто ли нервы, но певец вдруг запел так оглушительно и
пронзительно, что Козловский тотчас сжал губы, и дуэта не получилось.
Да, теперь незадачливый певец мог бы похвастаться, что заглушил
Козловского, перепел его, но он не мог бы похвастаться, что пел вместе с
Козловским, что их голоса слились, поддерживали друг друга, обогатили и
украсили.
(Почему я пишу о нем "мог бы"? Он оказался душевным человеком, и мы за
эти дни подружились. Чувствовал он себя неважно. Все время обливался потом,
жаловался на сердце, боялся выпить рюмку, которую в конце концов все-таки
выпивал. В концертах, несмотря на плохое самочувствие, участвовал. Мы