"Владимир Алексеевич Солоухин. Двадцать пять на двадцать пять (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

играет он именно опустив голову, не то с печалью, не то прислушиваясь к
ладам. "Хаз-Булат удалой, бедна сакля твоя..." - выговаривала гармонь
почти словами все самозабвеннее и, в общем-то, горше. Но никто не вышел из
клуба на ее зов.
Очнулся Алексей Петрович оттого, что на лавочку рядом с ним кто-то
сел. Не переставая играть, гармонист повернул голову и увидел пожилую,
очень уже пожилую женщину. Одета она была в выходное, как видно, платье, в
синее, мелкими беленькими цветочками, а в сильно загорелых и разработанных
(другого слова не подберешь) руках теребила странный для этих рук тонкий
батистовый платочек. Глаза у нее синие, но словно бы на одну четверть, а
то и больше, разбавлены прозрачной чистой водичкой. Волосы гладко зачесаны
и на затылке собраны в узел при помощи черных шпилек.
- Ну, сыграй, гармонист, сыграй. Ни разу не слыхала твоей игры. А я,
пожалуй, и подпою.
Вдруг она действительно вскочила перед гармонистом и как-то очень
естественно, словно тут был круг народу и весельба и как если бы ее
выдернули за руки на круг петь и плясать, пошла, помахивая своим
батистовым.

Сколько раз я зарекалась
Под гармошку песни петь.
Как гармошка заиграет,
Разве сердцу утерпеть.

У тальянки медны планки,
Золоты сбориночки,
Я по голосу узнаю
Моего кровиночку.

После этого ударила дробью, и Алексей Петрович увидел, что ноги у нее
крупноваты и тоже "разработанные". А на них между тем капрон и
довольно-таки модные туфли с широким каблуком.
Гармонист не заметил сам, что сразу, как только вышла плясунья,
оставил своего "Хаз-Булата" и теперь неистово наяривал "елецкого", и не
понять было - то ли женщина подпевала гармони, то ли гармонь подыгрывала
ее пению.

Ой, подруга, дробью,
Дорогая, дробью,
Кружи ему голову
Горячею любовью.

Под высокое окно
Подставляла лесенки.
Под милашкину гармонь
Подпевала песенки.

Фантастической показалась бы эта картина стороннему наблюдателю, если
бы таковой оказался. Сидит москвич, и не просто москвич, но всем известный
Алексей Петрович Воронин, неумело, но до гармонного захлеба рвет мехи, а