"Владимир Солоухин. Прекрасная Адыгене" - читать интересную книгу автора

назван весь наш лагерь. Алаарча - пестрая арча. Почему она показалась
пестрой тому киргизу, который назвал некогда это урочище, я не знаю. Но в
том, что всюду по ущелью здесь растет арча, мы убедились с первых минут
пребывания. Ведь именно ветви арчи стелили ребята под свои палатки.
Солнце начало греть как следует, заросли арчи начали источать свой
крепкий и душистый аромат. Первые капельки горячего пота потекли у меня
сначала по вискам, потом со лба, потом приходилось время от времени
стряхивать и сдувать их с губ, потом они стали капать с лица на землю, а
ботинки Александра Александровича, словно играючи, уходили от меня. Но не
должны были уйти.
Большого перепада высоты здесь быть не могло. И беспрерывный подъем,
местами очень крутой, в первую очередь сказывался на ногах, но все же и
сердце сразу почувствовало, что попало в передрягу. Мое лицо налилось
кровью, как если бы шею перетянули жгутом. В груди бухало до слышимости.
Било изнутри по вискам. Вся моя набухшая кровью голова пульсировала, а в
левой части затылка больно дергалась какая-то жилка. Я давно знаю у себя это
место. Иногда в минуту переутомления там дернется острой болью несколько
раз, а потом перестанет. Это бывало не часто, но все же я всегда знал, что у
меня в левой части затылка живет больной нервик или сосудик или что там
может дергаться и болеть? Это слабое место теперь и обнаружило себя в первую
очередь.
Могло случиться, что я и один решил бы подняться по этой тропе к
альпинистскому кладбищу. Но, наверное, я бы сел отдохнуть, остыть, постоял
бы на высоте, полюбовался на окружающее. В том-то и был смысл этих дней, как
потом оказалось, что никогда бы я не смог самостоятельно дать себе такую
нагрузку. Пожалуй, не получилось бы и пяти процентов нагрузки, потому что
кто же заставит сам себя двигаться под рюкзаком в двадцать килограммов
несколько часов и все время в крутую гору? Погулял часик-другой, садись
отдыхай на камушки. Дождался первой испарины на лбу или на лопатках, остынь,
полежи на траве. И уж конечно, остановись, если начало дергать в затылке и
молотками стучать в висках и не успеваешь сдувать с губ горячий пот,
разлетающийся от дуновения обильными брызгами, словно из трубки
пульверизатора.
Ноги Александра Александровича играют как заведенные, но, к счастью,
все в том же темпе. Если бы он сейчас сделал рывок, заставил нас взбежать
хотя бы на сто шагов высоты, не знаю, как другие, но я бы запалился и лег. А
так можно еще жить и дышать. Только бы не хвататься руками за ветки арчи.
Только бы не помогать себе руками на очень крутых местах, не оказаться на
четвереньках, только бы идти, как ведущий, только бы не думать о том, что
идти, наверно, не близко. Пусть ноги болят сами по себе, это их дело. В
конце концов, не отвалятся же они, а ты иди себе и не думай про ноги. Пока
они еще не ватные, не онемели, прекрасно переступают с места на место, ну и
пусть переступают, разве не их дело переступать?
Подкатило и укололо в левом боку. Вот так. Вся слабина сейчас полезет
наружу, все слабые звенья заговорят о себе, что может колоть в левом боку?
Селезенка? Поджелудочная железа? Диафрагма? Поколет и перестанет. Если бы
шел один, тотчас бы дал поблажку селезенке и диафрагме. Не надо давать
поблажки. Поколет и перестанет.
Тропа загибает все круче. Сухая земля - ботинок, сухая земля -
ботинок. Благословляю ботинки за то, что двигаются лениво, нехотя, словно в