"Владимир Солоухин. Прекрасная Адыгене" - читать интересную книгу автора

положили на операционный стол. Мы узнали об этом, что называется, после
факта. На всякий ли случай распотрошили девчонку, действительно ли там был
вялый, двухгодичной давности, весь в сложных и болезненных спайках
аппендицит, мы об этом уже не узнаем. Вырезали, и слава богу. Но случай, как
видно, и правда был не простой и доставил врачам много хлопот.
Когда я принес хирургу (Иде Львовне) охапку белых и красных роз и, не
застав ее в кабинете, положил розы на стол, а сам пошел искать ее по палатам
и когда я безмолвно стал на пороге палаты, а Ида Львовна подняла на меня
глаза, то я увидел, как побледнела хирург и схватилась за спинку стула.
- Что-нибудь произошло?
- Розы... Мы вам так благодарны.
Впереди лежало и тонуло в золотистой дымке зеленое каникулярное лето.
Все, что я обещал своей дочери в предыдущие годы, после того как заглянул в
черную бездну, пошло навертываться одно за другим: Ленинград, Псков,
Печорский монастырь, Михайловское, Тригорское, Святые Горы, Рижское взморье.
Предполагалось, что август она проведет в деревне, дабы улеглись и усвоились
впечатления от поездок. Но вот она стоит на пороге и произносит с
решительностью в глазах: "Папа, ты едешь в горы? Я поеду с тобой ".
По пути на аэродром Ольга получила от матери последние наставления.
Часть наставлений перепадала и мне.
- Ты помнишь, что больше двух килограммов ей поднимать нельзя?
Помнишь? Два килограмма. Понял? Запомнил? А ты, Оля, помнишь, что гулять
только по ровному месту? Пусть папа, если хочет, гуляет и по крутым
тропинкам. Всегда найдется для тебя ровное место. Одевайся получше. Нарядные
кофты на дне чемодана. А главное - не слушайся папу, не ходи в горы. Помни,
от движения в гору напрягаются мышцы живота, может разойтись кишечный шов. И
больше двух килограммов поднимать нельзя.
Уже металлическая изгородь отделила провожающих и отлетающих, уже мы
удаляемся в сторону самолета, оборачиваемся и машем руками. Расстояние
увеличивается. Жена сложила рупором ладони около губ и что-то кричит нам
вслед. Мы скорее догадываемся, чем слышим.
- Два килограмма, помни! - Она показывает издали два растопыренных
пальца.- Два! Оля, не слушайся папу. Не слушайся папу, поняла?
С этим напутствием мы отрываемся от земли. Я откидываюсь в кресле,
потому что полет для меня - сотый или двухсотый, а Оля жадно прилипает к
иллюминатору, потому что все это для нее впервые в жизни.
...Через пять с половиной часов (Оля: "А сколько меня пугали
самолетом!") мы едем с аэродрома во Фрунзе. Саша Кузнецов несколько смущен
тем, что я прилетел не один. Он пристрастно расспрашивает Олю о ее
физических возможностях, о ее "прошлом".
- Физкультурой занимаешься регулярно?
- Я освобождена.
- В туристских походах не бывала?
- Только в автобусе.
- Высоты не боишься? Приходилось ли залезать на высокие деревья,
подходить к краю крыши? Подниматься по пожарной лестнице?
- Как папа говорит, выше табуретки я никогда не поднималась.
Саша задумчиво смотрит на ее раскрасневшееся лицо. Что-то соображает.
Принимает какое-то решение. Потом дотрагивается до Олиной руки и облегченно
и весело обещает: