"Владимир Солоухин. Прекрасная Адыгене" - читать интересную книгу автора

Вскоре начались тревожные признаки. Сначала частые головные боли, потом
иногда головокружения, потом однажды - глубокий обморок. Это могло быть
явлением переходного возраста, могло быть истощением нервной системы, могло
быть чем-нибудь и похуже. Знаменитый профессор, консилиум, энцефалограмма.
Но четкого диагноза так и не получилось.
- Посмотрим, что будет дальше,- сказал профессор.- Не случится ли
нового головокружения. Пусть избегает мест, откуда можно упасть.
Освобождение от физкультуры.
- Можно ли увезти ее на зимние каникулы в Кисловодск?
- Ни в коем случае. Перепад высоты на несколько сот метров. Ни в коем
случае. И потом, не может быть и речи о самолете.
Некоторое время она глушила какие-то таблетки, но вскоре стало заметно,
что от этих таблеток слабеет память. Властью, данной мне богом, я велел весь
запас таблеток, рассчитанный на три, кажется, года, выбросить в фаянсовое
округлое вместилище, имеющееся в нашей квартире. Воду, для гарантии, я
спустил сам. Остальную часть таблеток, хранящуюся в деревне, Оля предала
публичному сожжению на костре, при восторженном содействии олепинской
детворы.
Но становиться на табуретку, чтобы достать, скажем, книгу с полки, все
равно считалось недопустимым и опасным. Освобождение от физкультуры
оставалось в силе. Правда, уроки музыки Оле удалось отстоять, и еще не могли
мы справиться с ее ранним будильником.
Возвратных явлений как будто не было, но утомление наступало быстро. А
то, что приучаться к кофе в ее возрасте нежелательно, она понимала и сама,
хотя этот напиток успел сделаться для нее любимым. В довершение всего в мае
(а дело идет, как помните, к началу августа) ей в больнице No 52 вырезали
вялый, застарелый, двухгодичной будто бы давности, весь в сложных и
болезненных спайках аппендицит.
Было в этой истории для меня несколько психологических моментов,
которые невозможно забыть. Ее увезли ночью, а утром я, естественно, пошел
узнавать о результатах операции. У сестры, дежурной по этажу, я спросил, где
находится такая-то, поступившая ночью.
- Ее оперировали,- беззаботно ответила сестра,- пойдемте, я ее вам
покажу.
Подойдя к нужной палате, сестра открыла дверь, и я вошел. На койке
увидел неподвижно лежащую, изможденную страданием девушку, в которой нельзя
уже было узнать нашей Оли.
- Оля,- выговорил я, весь холодея,- что они с тобой сделали? Да,
может, это не ты?
Больная пошевелила губами и прошептала:
- Не я.
Я выскочил из палаты, пошел по коридору и в конце его, около большого
окна, увидел свою дочь, как бы воскресшую, весело щебечущую с другой больной
ее возраста.
Сестра перепутала. Операции не было ни в этот день, ни в последующие
несколько дней. Познакомившись с историей болезни, врачи усомнились в
диагнозе, начались новые исследования, доисследования. Однако на всякий
случай с меня взяли подписку, что я, как отец, согласен на операцию. Не дай
вам бог ставить свою подпись при таких обстоятельствах и такого значения.
Прошла неделя. Поговаривали о том, что Олю выпишут. И вдруг ее все же