"Владимир Солоухин. Трава" - читать интересную книгу автора

каждом шагу, отнюдь не называя это фитоморфизмом. Такого и слова-то не
существует в человеческом языке. Сейчас оно впервые появилось написанным на
бу-маге.
Но разве мы не говорим о какой-нибудь женщине, что, полюбив, она
расцвела? Или разве мы не говорим о жен-щине, что она преждевременно увяла?
Или разве мы не говорим о подрастающем поколении: молодо-зелено? Не называем
его порослью? Не называем кого-нибудь пусто-цветом? И разве то, что мы
называем человеческой лю-бовью (вся событийная сторона любви), не есть
цветенье нашей души? И как вернее сказать - цветок ли расцвета-ет подобно
душе влюбленного человека или душа влюблен-ного раскрывается и расцветает
подобно цветку?
Цветенье души проявляется в поступках. Мужчина ста-новится ласковым,
нежным, предупредительным. Он при-глашает ее в кино, на футбол, на хоккей.
Он начинает лучше учиться или работать. Он следит за своей внешно-стью. Он
томится, грустит, улыбается, ликует. Все это (если брать не отдельного
влюбленного "антропоса", а че-ловека как такового) должно найти себе
обобщенное вы-ражение, должно проявиться в каком-нибудь локальном образе. И
оно действительно перерастает и воплощается в слово и в музыку. Слово и
музыка - вот обобщение цве-тения человеческой души. "Лунная соната", "Я
помню чуд-ное мгновенье", сонеты Петрарки...
Но разве цветок менее удачное, менее яркое и вырази-тельное обобщение
того же самого?
Ни поэт, ни живописец, ни музыкант не нашли бы столь образного, столь
лаконичного и - главное - столь нагляд-ного выражения своей любви, как
если бы они воплотили ее в живой благоухающий цветок и, показав людям,
заявили: вот какова моя цветущая душа, вот какова моя лю-бовь!
И люди изумились бы и были бы потрясены, потому что ничего прекраснее и
чище цветка нет и быть не может.
Подсознательно мы так и делаем, даря своим любимым цветы. Разве мы не
передаем вместо намека на то, что и я, мол... и у меня, мол, в душе... и
моя, мол, любовь похо-жа на этот цветок, приближается к нему.
Украсить землю цветами - это значит украсить ее лю-бовью.
Когда бы созвали самых великих художников и сказали им, что существует
во всей Вселенной голый серый камень и что нужно украсить его разнообразно и
одухотворенно, с тем чтобы красота облагораживала, поднимала, делала лучше и
чище, разве могли бы они, эти художники, приду-мать что-нибудь прекраснее
обыкновенного земного цвет-ка?!
Но дальше встает вопрос: сумели бы эти художники или нет додуматься до
цветка, если бы они никогда его до сих пор не видели, не знали бы, что это
такое, то есть если бы не было в их распоряжении образца?
Важен именно принцип и образец. Потом-то, оттолкнув-шись от образца,
они насочиняли бы, наконструировали бы и василек, и ромашку, и незабудку, и
ландыш, и оду-ванчик, и подсолнух, и клевер, и кошачью лапку, и шипов-ник, и
сирень, и жасмин.
Постепенно они дошли бы до каких-нибудь экстравагант-ных заумных форм,
до расщепления формы, до цветка аб-страктного, то есть, по-русски говоря,
беспредметного, до какого-нибудь там кубизма в цветах. В этом нет никакого
сомнения.
Сомневаюсь я в другом: что они смогли бы с самого начала додуматься до
цветка, так сказать, изобрести цве-ток, если бы в их руках не было образца.