"Владимир Солоухин. Последняя ступень (Исповедь вашего современника)" - читать интересную книгу автора

о выставке его работ с участием конной милиции (такой она получила успех),
а я все еще ничего не слышал о восходящей звезде, и само сочетание слов
"Кирилл Буренин" было для меня незнакомо.
Но вот во время обеда в Доме литераторов сотрапезник, один поэт,
помоложе меня десятью годами, то есть в то время еще молодой поэт, как бы
невзначай обронил:
- С тобой очень хотел бы познакомиться Кирилл Буренин.
Я никак не мог отозваться на эту фразу, потому что никакого Кирилла
Буренина не знал.
- Известнейший фотограф, - пояснил поэт. - Да ты что, с луны, что
ли, свалился?
- Как видно, с луны.
- Ну, все равно. Он хотел бы с тобой познакомиться. У него
прекрасная студия, где он снимает. Хочет сделать и твой художественный
портрет. Увековечит. Не пренебрегай. И кроме всего - интересный человек.
Все знает. Просветляет мозги. Гигант.
Этот первый разговор тем и кончился. Я не возражал, конечно, но, с
другой стороны, мы и не помчались немедленно в студию фотографа-
художника, куда-то на проспект Мира, а спокойно допили и доели все, что
было у нас тогда на столе.
Через неделю - другую в том же Доме литераторов, когда я сидел
совсем в другой компании, молодой поэт подошел ко мне сзади и задышал
над ухом:
- Кирюша здесь. Может, подойдешь к нам на пять минут, к нашему
столу?
- Какой Кирюша?
- Кирилл Буренин, фотограф. Разве не помнишь, я тебе говорил...
- А... сейчас подойду.
Они сидели втроем, поэт и молодые мужчина с женщиной. Мужчина,
русый (но нельзя сказать, что блондин) и голубоглазый, был одет в светлый
клетчатый, несколько бросающийся в глаза костюм, а вместо галстука -
шарфик на французский манер. Когда я подсел к ним и мы друг другу
представились, он остановил на мне свой синий и пронзительный взгляд,
словно затеял сеанс гипноза. Либо что-то хотел прочитать в моей душе, либо
что-то привнести в мою душу. Я объяснил этот взгляд тем, что он как-никак
художник и, следовательно, изучает меня как объект будущего портрета.
Женщина, сидящая с ним, Лиза, Елизавета Сергеевна, была тоже синеглазая,
но, однако, темноволосая. Русь белая и Русь темная - вспомнилось мне
разделение Бунина. Русь белая - Ольга Ларина, Шаляпин, Есенин. Русь
черная - Татьяна Ларина, Наташа Ростова, тот же Бунин. Бунин, будто бы,
не любил белой, соломенной Руси, широколицей и добродушной, а любил
Русь темную, сухощавую, нестеровскую, раскольничью, самосожженческую,
огнеглазую. Пушкинский Руслан и боярыня Морозова...
Помнится, в первые минуты Лиза и напомнила мне больше всего эту
нашу средневековую воительницу. Не знаю, насколько был бы похож сам
Кирилл на Руслана, если представить его с русой бородой... Нет, не был бы
похож. Странный какой-то тип лица. Словно есть в нем что-то и не совсем
русское. Немецкое, что ли? Он ведь, как успел рассказать мне поэт, -
ленинградец, петербуржец, с какими-то древними дворянскими предками
(как и Лиза тоже), чуть ли не потомок Брюллова (по боковым, конечно,