"Иван Солоневич. Диктатура сволочи" - читать интересную книгу автора

населения страны).
Разгромлена так же и наследственная монархия - заклятый враг русской
аристократии.
В допетровской Руси крестьянин был лично свободным и равноправным
членом национального целого. Был свой "габеас корпус акт", были сельское и
городское самоуправление, были всероссийские съезды этого самоуправления,
был парламент - и вообще бессвязная, органически выросшая, ненаписанная
"конституция" старой Москвы в изумительной степени напоминает сегодняшнюю
конституцию Англии: ничего не написано, а все держится на традиции.
Эпоха Петра (сам Петр был тут более или менее не при чем) ликвидирует
все это. Начинается "европеизация", но не по демократическому образцу
Англии, а по феодальному образцу Польши. Возникает принципиально новый для
России и принципиально для России неприемлемый рабовладельческий слой,
лишенный каких бы то ни было обязанностей по отношению к государству. Страна
отвечает пугачевским восстанием и почти непрекращающейся гражданской войной
около каждой помещичьей усадьбы. Новое дворянство удовлетворило свою "похоть
власти", как об этом говорит историк Ключевский. Но оно осталось в полном
одиночестве. Органические связи оказались порванными.
Польско-шведско-годландская культура скользит по поверхности нации,
демократической в самих глубинных своих инстинктах, и служит только одному:
дальнейшему отделению белой кости от черной кости и голубой крови от красной
- рабовладельцев от рабов. Русский образованный слой оказывается оторванным
от всех корней национальной жизни. Он ищет корни за границей, и вот тут-то
начинаются шатания из стороны в сторону - от Лейбница к Руссо, от Вольтера
к Гегелю и от Фурье к Марксу.
Русская интеллигенция была, по-видимому, самой образованной в мире,
самой "европейской" - редкий из русских интеллигентов не умел читать, по
крайней мере, на двух-трех иностранных языках. И из всех этих языков пытался
сконструировать себе "мировоззрение" с наибольшей полнотой соответствующее
последнему крику интеллектуальной моды. Но все это было поверхностно, как
кожная сыпь. Пришла она, великая и бескровная, долгожданная и давно
спланированная, и тут начались вещи, никакой теорией не предусмотренные.
Русская молодежь в феврале 1917 г. была социалистической почти сплошь. Через
год именно эта молодежь пошла в Белые армии всех сторон света. Низы русской
интеллигенции были социалистическими почти сплошь - и через год начался их
великий исход из социалистического отечества в капиталистическую заграницу.
Разум и инстинкт оказались оторванными друг от друга. Но и в переломный
период истории взял верх инстинкт, во всяком случае, у подавляющего
большинства. И вся столетняя философия русской интеллигенции оказалась тем,
чем она была все эти сто лет: словесным блудом и больше ничем.
Беременный батальон, маршировавший по улицам Темпельбурга, был и
жутким, и жалким зрелищем. Но в нем все-таки было нечто внушающее уважение:
последовательность. Вера, пережившая даже и последние подвалы Имперской
Канцелярии, пережившая даже и Нюрнбергский процесс. Это очень мрачная вера
- тема для будущей Песни о Нибелунгах. Это - трагедия, но это все-таки не
фарс. История русской интеллигенции была, в сущности, сплошным фарсом,
который только благодаря истинно невероятному стечений обстоятельств привел
к всероссийской катастрофе. А вместе со всероссийской и ко всемирной. Я не
знаю, подозревают ли Томми и Сэмми, что Второй Мировой войной они заплатили
именно за успех русской революции? Думаю - и не подозревают. Но именно в