"Роман Солнцев. Красный гроб, или Уроки красноречия в русской провинции (повесть) " - читать интересную книгу автора

старика.
"Вот так и растим монстров..." - горевал Валентин Петрович после того,
как разъехались выпускники.
Но Вовику Нечаеву уезжать некуда, он долго еще звонил Углеву,
доверительно советуясь, какие фотографии с пикника дать, а какие порвать. "С
водкой не стоит, ага?" Ага.
А Люся Соколова... Там ты тоже в чем-то виноват. Она, видимо, что-то не
так, неадекватно поняла. Был слишком добр, что ли? Слишком открыт? Ну, а как
жить?
В июне вернулись в город и посвежевшие Игорь с Татьяной, никто не
вспомнил про их разлад. И та проститутка, Игорева беда, говорят, исчезла из
города. Ну, не убили же ее? Наверное, откупились, заплатили за пленку
большие деньги. Куда тяжелее человеку, когда не откупишься не только потому,
что денег нет. И были бы - совесть не позволит предложить. Схожая история
случилась с Углевым на третий год его жизни в Сиречи. Летом, во время
школьных каникул, молодой учитель ездил в деревню, в гости к матери, а
оттуда - в областной город, чтобы походить в театры и консерваторию. Тогда
это было недорого: и билет на самолет "АН-2", и проживание в гостинице
"Байкал". Без музыки, без театра Углев не мог восстановить в себе силы
для нового учебного года, для суровой ветреной зимы. Он слушал симфонический
оркестр, смотрел в ТЮЗе и драмтеатре постановки местных, а то и заезжих
режиссеров. И вот однажды увидел на сцене в золотом свете софитов Елену
Шалееву. Он был чуть пьян (распираемый счастьем, выпил перед спектаклем в
буфете вина), и ему вдруг показалось: это ОНА! Эту женщину он искал! Эту! И
среди второго акта, когда ее на сцене временно не было, выбежал, "как
Онегин, по ногам", на улицу, купил у грузин огромный букет багряных и желтых
роз - успел к финалу. Подбежал к авансцене и - передал наверх. И она, сияя
черными глазищами, тонкая, царственная, милостиво улыбнулась ему.
Ночевал он у нее в бедном общежитии. Жил три дня, и пили они, и пели
романсы под гитару, он угощал всех ее подруг и друзей и, когда денег
осталось только на обратный билет, пригласил к себе в город, как жену,
навсегда.
Углев вернулся в Сиречь, отрезвел, первое время ждал ее с некоторой
неловкостью, но она не ехала и писем не писала, и он с облегчением забыл о
ней. Но привычно к новой зиме привел в порядок свою комнату, как всегда
делал летом, и вдруг ему приносят телеграмму: "Встречай, поезд такой-то,
вагон такой-то. Лена". Господи, это кто? Лена? Та самая, актриса Шалеева?
Зачем?! Да, это она. И она приехала.
Конечно, он встретил. Увы, Елена показалась теперь ему уже немолодой,
она была в тесных джинсах, в джинсовой куртке, а в руке - дерматиновый
чемоданчик, в котором покоятся ее бархатное концертное платье и зеркальные
туфли, больше ничего у нее нет. Она приехала выходить замуж, в поезде
продумала массу идей, как будет учить местных детей актерскому мастерству,
как сама начнет давать сольные концерты в воинских частях - тут ракетчиков в
окрестной тайге тьма...
- Я подготовила отрывок из Астафьева... "Падение листа"... вот
послушай!
- В первые же минуты их уединения, сцепив пальцы, исступленно горя
черными глазищами, переступая босиком по полу, она начала произносить
текст: - "Медленно, неохотно и в то же время торжественно падал он, цепляясь