"Роман Солнцев. Красный гроб, или Уроки красноречия в русской провинции (повесть) " - читать интересную книгу автора

края которой завернулись в трубки. - А я уже собирался...
Она поставила поднос на столик и выключила свет.
- Я отвезу, - коротко ответила она и села, глядя снизу вверх на старого
учителя. Нет, она пришла с какой-то просьбой. Все равно.
Боже, нет ничего прекраснее женского лица в сумраке вечера. У кого же в
прошлые века была картина с изображением юной красавицы, половина лица
которой едва угадывается, а левое ушко, золотистые волосы на ярком свету...
Он машинально поставил рядом с подносом два стакана, открыл старую жестяную
коробку с недавно купленным печеньем. Растерянно взял в руки бутылку вина
(бордо), а штопора-то нет. Штопор дома, в городе. Придется проталкивать
внутрь пробку.
- Карандашом или вилкой, - пробормотал Валентин Петрович. - Но это так
неэстетично, тем более когда в гостях такая дама.
- Да ну, ерунда! - улыбнулась Татьяна. - Я сейчас охранников позову.
- Она достала сотовый телефончик из кармана ветровки. - Хотя...
открывайте чем угодно. Видеть их не могу. С автоматами... - И когда он
разлил вино по стаканам, поднялась: - Ваше здоровье, Валентин Петрович.
- Да что вы, сидите!..
Глотнув вина, они стоя смотрели друг на друга. Он ждал, когда она
скажет ему о своей заботе. Но гостья молчала, видимо, подбирала слова. И
хотя ей уже за тридцать, на гладком лице ни морщиночки: конечно, макияж,
уход за кожей, спокойная жизнь...
Сейчас Татьяна напомнила Валентину Петровичу недавнего подростка,
школьницу... и еще - одновременно - свою дочь, которая вот же полчаса назад
сидела здесь, внимая старому учителю. Какая великая тайна - похожесть детей
на родителей, особенно у женщин. А ведь Углев не забыл, как Танечка подошла
к нему на выпускном бале, пригласив на танец, и, вскинув отроческие глаза,
задев коленками его колени, пролепетала:
- Если вы сейчас позовете меня... хоть на край света, я пойду... - Она,
конечно же, прекрасно знала, что Углев к той поре уже был женат. Но вот
такое жертвенное, наверное, движение души.
Углев в ответ на ее слова мягко улыбнулся.
- Девочка моя. Может быть, в другой жизни... - Он попытался все свести
к шутке. - Станем бабочками или рыбками...
- Не хочу рыбками!.. - нелепо разявив рот, зарыдала девчонка у него на
груди. И только тогда он понял, что она для смелости крепко выпила. Гремела
музыка, было полутемно, и хорошо, что никто на них не смотрел. У девочки
случилась истерика, Углев, улыбаясь направо-налево, отвел ее в свой кабинет,
налил воды. А она плакала, терла личико ладонями и, как бы не соглашаясь,
мотала головой, стала вдруг грязная, размазала помаду и тушь с ресниц.
- А с Люсей-то дружили!..
- О чем это вы?! - строго попытался ее одернуть Углев. Вот и воистину,
делай добро.
- Дружили, дружили, она сама рассказывала.
- Перестаньте! Она просто жила у нас...
- Эта девочка, Люся Соколова, сбежала из дому, потому что ее постоянно
бил пьяный отец. Молодая мачеха, тоже, кстати, Людмила, ненамного старше
Люси, не вмешивалась в дебоши мужа, угрюмого и сильного, как лошадь,
человека. Он работал в механических мастерских. Углев с женой пригласили
Люсю пожить у них, пока с