"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 1" - читать интересную книгу автора

его было желто-серого цвета, с бескровными губами и неприятно безбровое.
Однако со всем тем оно было и выразительно-энергично, - энергией не той,
какую придает крепкое тело, а внутренним горением, воспаленностью взгляда.
Тем горением, которое дает нам только революционная мысль, никакая другая! -
с узнаванием своего определил Саша, еще только представляясь:
- Ленартович.
И ручка была маленькая и вялая, как из ваты.
- А я ожидал вас в военной форме, - сказал Гиммер.
- Я подумал - может быть для конспирации, в глаза не бросаться, так
лучше? Да и вообще для свободы. Пользуюсь каждым случаем формы не надевать.
- А где состоите?
- Сейчас - в Управлении по ремонтированию кавалерии.
- Кавалерист? - поднял Гиммер те места, где должны быть брови. (Тому
удивился, что кавалерия - самая непропагандируемая?)
- Да нет, - засмеялся Саша, - я даже не знаю, как к лошади подойти.
- И держат? - усмехнулся Гиммер.
- Там и другие такие ж есть знатоки, как и я. Там только надо бумажки
писать и перекладывать. Да я и недавно, вот с ноября.
Квартира состояла из нескольких совсем маленьких комнат, соединенных
все друг с другом. Они прошли маленькую столовую с незанавешенным окном в
черный двор, где наискось стекла проходила внешняя железная лестница, и
вошли в маленький кабинет с двумя зашторенными окнами, а на стене -
небольшими портретами Маркса и Лассаля, и никаких больше глупостей не
развешано, как это любят в городских квартирах. Эта прямизна и строгость
очень обрадовали Сашу, здесь жили - духом.
- И какое ж настроение у офицеров в Управлении? - спрашивал Гиммер, еще
даже не посадив, с большой живостью.
Легко отвечал и Саша:
- Животов на службу родине не кладут. Очень большой штат. Старшие
сходятся к двенадцати часам, чтобы вместе позавтракать, поболтать, с двух
часов начинают уже уходить. Да все понимают, что кавалерия в этой войне куда
меньше нужна, чем приходится ее кормить.
- Нет, a - собственно настроение?
- Очень вольные разговоры. Вдруг один принесет карикатуру из
иностранной газеты: Вильгельм, расставив руки, меряет длину артиллерийского
снаряда - а наш царственный идиот, став на колени и так же расставив руки,
меряет у Распутина. Все офицеры смотрят - и смеются. Так что я могу держать
себя довольно открыто. Но самые смелые из них, конечно - только до
буржуазной конституции. И то - на языке.
Сели.
- Да, некоторая осторожность не лишняя, вы правы, - сказал Гиммер. - Я
и на собственной квартире живу как бы полулегально.
- Почему ж застряли на "полу"? - улыбнулся Саша.
- Да потому что в мае Четырнадцатого меня приговорили высылке из
Петербурга. А я не захотел, не поехал. Тогда надо бы квартиру сменить - так
лень, привык. И я стараюсь просто не слишком дразнить швейцара, хожу обычно
с черного хода и чтобы не слишком поздно приходить. Да впрочем он знает,
глаза закрывает.
- И никаких особых неприятностей?
- Нет. Даже на службе так и состою под своим именем.