"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 1" - читать интересную книгу автора

вскрикивает с места: "Передержка! Что он врет?!", - но уже нет их сил
протестовать и обсуждать. Так и закрепляется ложь в стенограмме навеки.
А левый оратор взнесся на трибуну даже не для того, чтобы путаться в
продовольственных подробностях, но поведать нам:
Никогда общественная атмосфера не была так насыщена жаждой обновления
внутренней политической жизни, никогда не были нервы так взвинчены, и в то
же время страна окутана такою мглой. Острота речей и страстность, с которой
они выслушиваются...
освобождает от обязанности говорить по делу. А вот: почему не шлют на
фронт полицию? Разве крестьянам - нужна полиция?... И как смеет министр
земледелия призывать крестьян к патриотизму, если само правительство не
уходит, как от него два года требует общество, - где же тогда патриотизм
самого правительства?
Да вот и решение продовольственного вопроса: пока у нас этот режим - у
нас ни в чем не может быть справедливости. Из-за режима крестьяне и хлеба не
везут.
Истинный виновник - самодержавный строй. Правительство, которое не
желает уйти, - будет свергнуто по воле и желанию народа!
Савич. Он - земец-октябрист. Состоя в Блоке, он должен быть согласен с
левыми о немедленной смене правительства и о многом другом. Но находит
мужество возразить своим соблочникам, что по продовольственному вопросу
общественное мнение заблудилось. Очень мало лиц, которые разбираются
беспристрастно и со знанием дела. И вопрос затуманен классовой рознью. Для
блага государства надо найти среднюю линию.
Все то, что происходило нынешней осенью, имеет глубокие и давние корни
в психологии нашей страны и общества: издавна и правительство, и города, и
наша интеллигенция привыкли смотреть на деревню, как Рим смотрел на свои
провинции, как метрополия на колонии. Деревня - резервуар солдат и податей.
Деревня должна дать возможно больше возможно дешевых продуктов и потребить
по возможно большой цене городские товары. И правительство, и города
хронически обездоливали деревню. Мы привыкли думать, что раз мы много
вывозим за границу, раз мы имеем в городах дешевые сельскохозяйственные
продукты и дрова, то всего этого у нас избыток. Но это было заблуждение, а
теперь оно стало колоссальной ошибкой. Никогда у нас чрезмерных запасов не
было. Чтобы заплатить подати, которые из нее выколачивались, купить водку, к
которой она привыкла, приобрести товары второго сорта по большим ценам,
деревня вынуждена была отчуждать не от избытка, а от голодания. (Слева
рукоплескания: "Верно!") И создалось мнение, что с нашей деревней
церемониться нечего, она все выдержит и даст. И война отозвалась на деревне
неизмеримо тяжелее, чем на городе. Из деревни выкачаны все зрелые мужские
руки.
(Левые начали с аплодисментов, не предусматривая, куда Савич повернет.
Стихли теперь).
Процент призванных там гораздо выше, чем в городе; в промышленность
лили капиталы, промышленности давали освобождение от повинностей, - деревне
не давали. От первых же затруднений с хлебом начались по отношению к
сельскому хозяйству такие репрессии, которых промышленность никогда не
испытывала: реквизиции по
ценам, подчас ниже себестоимости. ("Верно!", неизвестно с какой
стороны). И вот, сперва перестали торговать. Но ужас пошел дальше: перестают