"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 1" - читать интересную книгу автора

армию.
А у всех земских чрезвычайная чувствительность к местным интересам, они
патриоты своего околотка. А вдруг будет неурожай, новые наборы, рук не
хватит, хлеба не хватит, будьте осторожны, не везите лишнего...
А теперешний крестьянин - крестьянка, ей легко внушить: хлеба не везти,
чтоб не помирали ее дети.
И все губернии составили нормы потребления на 5-7 пудов выше, чем
считались обычными в мирное время. Но при 150 миллионах человек это 900
миллионов пудов, то есть удержан весь внутренний оборот хлебной торговли.
Губернии, всегда вывозившие десятки миллионов пудов, как Таврическая,
оказались будто не могущими дать ничего, а в такую богатую, как
Екатеринославская, еще, оказывается, надо ввезти 14 миллионов пудов.
Сомнение было посеяно и так задержало разверстку, что не в две
декабрьские недели, как рвался Риттих, но лишь в феврале 1917 она дошла до
волостей... И некоторые волости выполнили ее, другие даже превысили, а кто и
отказался. Риттих, однако, не разрешил применять реквизиций:
Относительно нашего производителя уже слишком много принято
понудительных решительных мер,
но -
собирать сход еще раз, быть может его настроение изменится, указать,
что это нужно Родине, обороне...
И на повторных сходах разверстка часто принималась. Или обещали
доверстать, после того как выйдут озими. Первый результат разверстки был
тот, что крестьяне принялись усиленно молотить свой хлеб, до того покинутый
в зародах. Поступление хлеба очень увеличилось уже в декабре и январе:
за декабрь - 200% среднего месячного осеннего поступления,
за январь - 260%. И каждую неделю все выше.
Пережили гипноз и земства: требуется - дать, а сами потеснимся и
проживем. Хлебная проблема безусловно сдвинулась и начинала решаться. Риттих
надеялся, что к августу 1917
великая цель разверстки будет достигнута.
(Грозили голодом не ближние месяцы, замысел был - кормить лето).
Тем временем подошло 14-е февраля и долгожданное открытие прерванных
заседаний Государственной Думы. Русское общество с нетерпением ожидало
взрыва, особенно от первого дня. Тем более готовились совершить такой взрыв
лидер Прогрессивного блока Милюков и левый лидер Керенский: их уже заранее
исторические речи должны были создать этот заранее исторический день
Государственной Думы. С жаждою собралась публика на хорах Таврического
дворца: какой оглушительный разгром ожидал правительство в ближайшие часы! И
сам Председатель Родзянко предсмаковал не хуже других - но по деревянному
уставу Думы не мог отказать министру, неожиданно попросившему слово. (Почти
со времен Столыпина отвыкли, чтобы министры сами просили слово, - уж они
рады помолчать в ложе, когда их не слишком сильно бьют).
Это был министр земледелия Александр Александрович Риттих, за три
месяца почему-то еще не смененный, только что воротившийся из поездки по 26
хлебным губерниям (уже и доложивший Государю о своих намерениях). Он вышел
на трибуну с тоном примирения - совершенно, конечно, не в рост пылающим
политическим задачам Думы, и более чем на час сорвал ее накал, да просто
погубил исторический день и широкие принципиальные политические прения своею
скучной продовольственной конкретностью, - всем процитированным выше.