"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 2 Октябрь Шестнадцатого" - читать интересную книгу автора

четырехдюймовый, когда у немцев восьми.
- Сколько вам снарядов на пристрелку?
- Четыре...
При работе Лаженицын бывал замедлен, никогда не горячился, но это
хорошее обещание в нем.
- Три. Не теряйте неожиданность. На поражение всей батареей сколько
времени будете переходить?
Бойе не поощрял ни голосом, ни взглядом. Тон его был такой, что скорей
всего ошибутся эти недоучки, где уж им правильно ответить. Оттого Лаженицын
осторожничал.
- Минуты три.
- Не больше двух. Надо ошеломить. Все команды составьте заранее и
заранее сообщите на батарею. Первые снаряды уже будут в каналах и только
добрать поправку по прицелу и угломеру.
Лаженицын удивился:
- Все буду я стрелять?
- Вы. Сколько вам нужно снарядов?
Опять с осторожным замедлением:
- Сорок?
- Надо хорошо прочистить. Берите шестьдесят.
Теперь на снарядных ящиках писали им из тыла: "Бей, не жалей!". Не
Пятнадцатый год.
А еще подполковник Бойе терпеливо обучил всю свою батарею, с каждым
наводчиком возясь, стрелять по огню. Этого не было в обязательном уставе, а
перенималось на курсах от одного-двух генералов, не могших переубедить
военное министерство, но набиравших себе последователей в батареях. Вместо
того чтобы командирам взводов стоять при орудиях и, по мере выстрелов справа
налево, кричать: "Второе!" - "Третье!" - "Четвертое! ", как делалось во всей
российской артиллерии, - тут каждый наводчик, держась за шнур, смотрел на
наводчика правей себя. Очередь батареи получалась дружной, слитной - и все
командиры взводов освобождались для работы пополезней.
Лаженицын углубился в расчеты карандашом на гладком месте дощечки,
записывал в книжку дежурного наблюдателя отметки по реперам. Спешки не было,
а хорошо бы и побыстрей. Соображал неплохо, но слишком по-штатски любил
пересмотреть и взвесить доводы. Однако Бойе надеялся: наловчится со
временем. Он верил, что преданность войне - природное мужское свойство, и в
любом его можно разбудить и развить.
Дежурному телефонисту, татарину с трубкой, висящей прямо у уха, шнурком
под фуражку, велел подпоручик вызвать Благодарева, фейерверкера первого
орудия, разговаривал с ним, присев, на корточки к телефону. Потом с другими
взводами. Потом и Бойе по пехотному телефону брал согласие у командира полка
на начало стрельбы.
Лаженицын возбудился, волновался не ошибиться. Неожиданно большая
стрельба, и вся на нем, хотя и под косым недовольным взглядом командира
батареи, нависавшего как экзаменатор. Но ни одной готовой команды
подполковник не остановил. Расчеты сами вели и торопили. Три скачка прицела
на поражение, распределение снарядов по трем скачкам, не забыть доворот
одного орудия на новую постройку у кладбища. И - лихой этот момент, когда
малая сила твоего голоса, однако уже и родственная металлу тех стволов, -
"беглый! огонь!!!" - утысячеряется в грохоте, слабость твоих рук и короткий