"Наталья Соколова. Дезидерата (Странное происшествие в семи визитах)" - читать интересную книгу автора

сильно вздернувшись вверх, старательно держит палец отца с жестким желтым
кольцом - а еще я вижу свои лохматые рейтузы, край меховой куртки... А
отчего это в книжках не бывает таких картинок, чтобы была улица, дома и еще
было видно плечо художника или живот, бок, кусок его пальто, или нога,
колено - ведь всегда видишь кусок себя самого, хоть немного от себя, хоть
что-то, без этого нельзя, не получается.
Губы у меня улыбаются сами собой, все время улыбаются.
От счастья. Я иду и чувствую - сегодня день счастья. Отец купил Мне
только что в магазине игрушек великолепный большой самолет, о котором я
Давно мечтал, ярко-синий, с вертящимся прозрачным пропеллером, похожим на
крылья живой стрекозы, с убирающимися шасси и отворачивающимися рулями
высоты. Я долго выбирал (самолеты были всех цветов: красные, голубые,
зеленые, серые, фиолетовые, черные, оранжевые) и выбрал все-таки синий
цвет, цвет неба.
Я иду торопливой, подпрыгивающей походкой, стараясь поспевать за
отцом, который несет под мышкой коробку с моим самолетом, - а тем временем
понемногу меня одолевают сомнения. Я все вспоминаю ослепительный оранжевый
самолет, который отверг ради синего... и мне уже начинает казаться, что
синий цвет гадкий, неприятный, тусклый, что на мой самолет скучно смотреть,
что каждый мальчишка должен завидовать хозяину того ярко-оранжевого,
огненного, ослепительного самолета, который остался в магазине на полке.
И я уже знаю (мы приближаемся к повороту), что вот сейчас на углу
возьму и скажу отцу про оранжевый самолет. И в то же время понимаю, что не
нужно это говорить, что отец терпеливо ждал в магазине, не торопил меня,
дал выбрать... И что, как только я скажу эти слова, произойдет что-то
ужасное, страшное для меня, непоправимое! И все-таки я знаю, чувствую, что
обязательно скажу, не сумею не сказать, не смогу удержаться, как нельзя
удержаться на скользкой, крутой ледяной горке... что уже начал сползать,
медленно ползу к неизбежному - по мере того как неотвратимо приближается
угол дома, за который нам надо сейчас заворачивать.
- Пап, - говорю я быстро, набравшись отчаянной решимости, - а рыжий
был лучше. Я больше хочу рыжий.
Я говорю это, торопясь и задыхаясь, проглатывая концы слов, как раз на
углу. На том самом углу, за которым (я это твердо знаю) меня ожидает беда.
Ожидает возмездие.
Я говорю - и отец, нагнувшись ко мне со своей высоты, останавливается.
Как раз на углу. Его большая теплая рука с жестким тяжелым кольцом делает
какое-то нерешительное движение в моей руке.
- Ты знаешь... - Отец как будто что-то взвешивает, соображает. - Дело
в том... Я как раз забыл купить сигареты. - Он принимает решение. - Ну что
ж, так и быть, давай вернемся. Ты получишь свою рыжую машину, а я
сигареты. - Покашливает. И делает маленькую педагогическую добавку: -
Только следующий раз будь умнее. - Смеется. - Особенно когда будешь
выбирать жену.
Мы поворачиваем обратно. Я так и не обогнул грозный угол дома, так и
не узнал, что же мне, собственно, угрожало. Отец и я - мы идем обратно,
дружно и весело спешим навстречу радости, навстречу огненному новому
самолету, которому завтра будут завидовать мальчишки с нашей...
Все вернулось на свое место.
Вернулись стены рабочей комнаты, окно, слабо просвечивающее сквозь