"Владимир Соколовский. Уникум Потеряева" - читать интересную книгу автора

ни окон, ни форточек, боясь простудить рыбок.
Будь Постников потерпеливее и попредприимчивее - он стал бы,
несомненно, жить без нужды, и даже прикопил бы изрядно на черный день, ибо
разведение рыбок в таких масштабах приносит заинтересованным немалые
денежные плоды. Только он стеснялся почему-то появляться на рынке,
расхваливать свой товар, просить цену за то, что делалось никак не из
корысти. И жил на свою госзарплату - надо сказать, тоже неплохую.


ДЕД ФУРЕНКО МЕЧТАЕТ НАПИСАТЬ МИРОВУЮ ИСТОРИЮ ВСЕХ ГРАЖДАН

Тут-то на сцену и выступает старик Фуренко. Замшелый, высокий и
костистый, скверно одетый, все в широкую одежду, он пучил голубые в красных
жилках глаза, орал, оскорблял без понятия чина всех приходящих к нему за
советом, помощью или рыбьим молодняком. И мало кто дерзал сказать ему
противное слово. Потому что дед считал себя умным, - а возможно, что таким и
был. Во всяком случае, оскорбляемому всегда казалось, что дед знает больше
него, и он смирялся. Когда Постников, узнав Фуренкин адрес в секции
аквариумистов, отправился к нему за экземпляром редкостной рыбки "водяные
глазки", старик так свирепо слаял ему что-то гадкое насчет любителей водной
фауны, что Валичка даже забоялся. Скромно погрустив у дверей малое время, он
под гневным взглядом деда стал обходить аквариумы. И так, покашливая,
прохаживался, покуда не поразил Фуренко в самое сердце некоей к месту
высказанной тонкостью о методах лечения инфузории ихтиофтириуса. Фока
Петрович (так звали старика) покряхтел еще немногое время сварливо, и
вытащил чекушку. Домой Постников возвращался гордый, чуть качаясь, и в
литровой банке плескались почти что даром доставшиеся два чудных экземпляра
"водяных глазок". Дальнейшей дружбе способствовали два обстоятельства:
во-первых, Валичка согласился бесплатно отдавать старику всю молодь, просто
за добрый совет, помощь и некоторые ценные породы. Во-вторых, старик полюбил
разговаривать с Валентином Филипповичем, узнав, что тот закончил два вуза.
Фуренко умел уважать образование.
Иной, нимало не затруднясь, счел бы Фоку Петровича обыкновенным
сумасшедшим. Такие люди находились, и их было немало. И вот ведь что
странно: какие номера, фортели ни откалывал костистый дед со своими
рыбками - это никогда не послужило бы поводом к разговорам о сумасшествии.
Но чуть дело коснется бумаг, или книг, или тетрадей, - короче, предметов
мыслительной деятельности - здесь мы уж тут как тут. И что, казалось бы,
странного было в том, что дед Фуренко любил собирать разную письменную
рухлядь? Религиозным он не слыл, страстью к поминкам не отличался, вообще к
людям был довольно равнодушен, однако так уж повелось: чуть объявился
покойник, особенно известная прошлыми заслугами личность, глядь - уж
крутится вблизи высокая фигура в размашистых одеждах, и подбирается к
архиву. Этими письмами у него были забиты все углы, свободные от аквариумов,
даже в туалете под них были приспособлены полки. Вдыхая гнилостный запах
влажной слежалой бумаги, Постников спрашивал старичину: "Зачем вам этот
хлам, Фока Петрович? Сдали бы в утиль, купили себе новые туфли". "Многие
деньги плочены, многие трачены труды, - гудел тот, вздымая корявый, белый и
распухший палец. - А ты бы, мил-человек, нежели чем растыкать попусту, помог
бы разобраться. А я потом напишу на этом основаньи мировую историю всех