"Владимир Соколовский. Уникум Потеряева" - читать интересную книгу автора

предвидел, и знал уже про свою смерть. Хотя о любви еще говорить не
приходилось: что же - двенадцать лет, скорее, чувствовалось обожание дочери
обласкавшего патрона, благодарность ему. Участь художника была решена. В
день окончания портрета его отправили в Италию совершенствоваться в
живописи, а портрет повешен был в большой зале. По этому случаю наехали
соседи, гости из уезда, устроен был ужин. Вечером зажгли свечи, и тогда
находяшиеся в зале люди ахнули, глядя на портрет: при неверном меняющемся
свете девочка как бы дышала, глаза ее поблескивали, кроны стоящих вдалеке
деревьев качались, словно от ветра, и покачивался букетик на их фоне, в
легкой девчоночьей руке. Светился блик на локонах, собачка у ног шевелила
хвостом, и создавалась полная иллюзия, что маленькая Надин сбежит сейчас с
портрета в залу и затанцует, засмеется, или разбранит дворню, гневно
постукивая ножкой. И еще там было нечто такое сияющее, оно плавало вдали, в
ветвях деревьев, создавая иллюзию пространства: то ли большой светляк (но
как его увидать на таком расстоянии?), то ли бабочка в вечернем лунном
свете... Все в изумлении глядели на картину, а потом как по команде стали
искать глазами саму Наденьку. Она стояла ошеломленная, испуганная явлением
двойника; вдруг расплакалась навзрыд, убежала, и больше тем вечером не
показывалась в зале. Папенька, отец ее, был сильно разгневан дерзостью
художника и приказал было вернуть его с дороги, - но заступились восхищенные
гости, и он опять сменил гнев на милость. Приказал лишь перевесить портрет
из залы в свой кабинет. Однако молва уже пошла, пошли разговоры о
необыкновенном потеряевском живописном уникуме, и в имение валом повалил
народ со всех концов. Дело дошло даже до Академии художеств, оттуда приезжал
убеленный сединой старец-профессор, жестоко разбранил композицию, колорит,
перспективу, назвал картину жалкой мазнею и отбыл, напоследок даже всплакнув
от бессильной злобы и зависти. "В каторгу! В железы!!" - орал он, когда
бричка пылила уже по дороге. Но сам создатель не знал, не слышал этого, и
безмятежно жил в Италии, тогдашнем котле художественной мысли. Так он жил
там на довольно скудный потеряевский пенсион целых пять лет, до 1809 года,
пока прапрапрадед не позвал его письмом обратно. И поехал крепостной человек
Пушков в глухую Потеряевку, где не только благополучие и честь - жизнь могла
зависеть от того, с какой ноги встал барин нынешним утром.
И вот приезжает он - и после краткого отчета начинается сразу
каторга. Как же: живописец итальянской школы, да еще и прославившийся до
отбытия "под мирты Италии прекрасной" как создатель несравненного Уникума -
портрета Наденьки Потеряевой. Заказы, заказы, заказы... Со всей губернии.
Яростная, мелочная торговля, мышиная грызня за цены. Причем ведет ее,
конечно, не художник, а мой достославный предок. Ведь Пушков что - всего
лишь вещь, хоть и дорогая, но и сама могущая принести немалую поживу. Все
просто, как видишь! Иван Хрисанфович малюет, малюет портреты один за другим,
в классическом правильном стиле, не имеющие ничего общего с прославившей его
картиной. Все в них выверено, все на месте: и краски, и композиция, и
перспектива. Видно, захлестнутый модной школой, только начавший проявляться
дар гения растворился, исчез в ней. Однако заказчики довольны: портреты
похожи, а что еще особенно требовалось? Так в трудах живет молодой художник.
Он не знает нужды, носит одежду с барского плеча, властелин милостив к нему.
Кажется, чего бы еще желать? Но Пушкову двадцать три года, а рядом выросшая
в его отсутствие прелестная Надин, девочка с Уникума. Оба красивые и
молодые, в возрасте, когда только и ждет человек, что его посетит любовь. И