"Владимир Соколовский. Уникум Потеряева" - читать интересную книгу автора

теперь уж только остается строить догадки, как они впервые обнялись,
поцеловали друг друга. Художник - вроде блаженного, он даже не отдает себе
отчета, что крепостной, ведь жизнь-то он прожил среди свободных людей. Иначе
он, я думаю, удержался бы от столь рискованного шага. А девчонка -
сумасбродка, спятившая с французских романов, с нее нечего взять. Будучи в
Италии, я представила себе это так: отец в отъезде, они вечером вдвоем
тихонько проникают в его кабинет, зажигают свечи, и девочка с портрета
кивает им, машет легонько букетиком. Огонек горит, дрожит вдали; пальцы
сплетаются; они поворачиваются друг к другу лицом... Тут я начала плакать, и
вышла совсем сентиментальная дура. И наверняка ведь все было не так. Какая
разница! Есть один, и есть другой, и больше им никого на свете не надо.
Однако достаточно знать атмосферу господских домов, - с приживалками,
болтливыми старичками, сплетнями и наушничаньем дворни, - чтобы догадаться,
что длиться долго эта история никак не могла. И однажды утром в светелку
дочери вошел разгневанный отец. Крикнул такое, от чего она побелела и
лишилась чувств, - а вслед за тем быстрые лошади увезли ее под строгий
надзор в дальнюю деревню. Тем же утром схватили художника, сорвали с него
господскую одежду, избили - и, окровавленного уже и опозоренного, высекли на
грязной конюшне. Бросили холопские лохмотья, и в них отвезли в отцовскую
избенку. Сутки он лежал неподвижно, не произнося ни слова. На следующий день
пошел в кабак, напился там водки, и повесился ночью на черемухе, стоящей за
избою. Вот такая случилась драма. Nаdinе Потеряеву немедленно силком
выпихнули замуж за уездного чиновника, до которого не сразу докатилась молва
о несчастной любви. Совместная жизнь их вряд ли была счастливой, и уж, во
всяком случае, недолгой: прапрабабка в одиннадцатом году умерла родами, а
чиновник полугодом позже сгорел от вина.
Можешь сказать: ну вот, еще одна история крепостной любви! Мало ли
их было читано, слышано... Но тут все не так просто, иначе я не стала бы
толочь пустое.
Дальше.
Потеряев очень тяжело пережил смерть Надин, единственного ребенка.
Сразу поседел, забросил охоту, дела по имению, а в двенадцатом году,
несмотря на возраст - ему было сорок три, в те времена лета весьма
почтенные! - снова надел свой корнетский мундир и ушел на войну с
Наполеоном.
Вернулся через три года из Парижа штаб-ротмистром, с многими
ранами, еще более суровый и задумчивый. С ним был конный денщик и еще двое
казаков, глядевшихся сущими головорезами. В их сопровождении он сразу поехал
на могилу Nаdinе, и весь день, до ночи, сидел там, курил трубку. Потом
неделю пил в своем кабинете, один на один с портретом, и казаки охраняли его
покой. В последний день своего пребывания в Потеряевке он ходил по деревне и
выспрашивал, где похоронен художник Иван Пушков. Однако поскольку того
похоронили наскоро, в страхе, без положенного христианину обряда, то точного
места никто указать не мог. А с наступлением ночи Потеряев выехал из усадьбы
и закружил на быстром коне по лугам. За ним с гиком неслись его спутники.
Лишь к утру все стихло, но стоило любопытному мужику сойти в низину - как
перед ним из травы вырос угрюмый бородатый казак и сказал злобно: "Куда
прешь?! Пошел прочь, шишига!" И мужик в страхе кинулся обратно. И больше ни
барина, ни казаков никто никогда не видел. С ними исчезли и все
драгоценности, хранившиеся в доме: золотые и серебряные кубки, оружие,