"Владимир Соколовский. Последний сын дождя " - читать интересную книгу автора

людей. И первой его жертвой - надо же случиться! - чуть было не стал сам
егерь. Снова он прибежал в этот лес в надежде выследить браконьера Федьку,
его земляночку, потайное для государства жилье. Кокарев насторожился
поведением злодея еще с утра, затемно, когда тот появился в райцентре,
забежал в аптеку и купил там на пять рублей жаропонижающих средств, бинта и
мази. Ничего не проходило, да и не могло пройти мимо глаз зорко несущего
свою службу Авдеюшки! Опередив Сурнина, он добрался на попутке до Пихтовки,
посидел в конторе, поразводил там тары-бары с мужиками и конторским людом,
наводя попутно нужные справки и поглядывая в окошко на окраину деревни, где
ютилась Федькина избушка. Однако уловить момента, когда тот сиганул в лес,
так и не смог: только, взглянув раз на браконьерово жилье, хитрым-егерским
чутьем понял, что Федьки уже там нет. Он охнул, снялся с лавки и порысил к
сурнинскому дому. Заругался, узнав от растрепанной девчонки, Федькиной
дочери, что папка ее "токо-токо ускочил", - и ринулся следом за давним
врагом.
И совсем уже уцепился за Федькин след в жухлой, подгнивающей траве, как
повалил снег, закружил Авдеюшку, снес с пути, вывел к поляне, той самой, где
в осеннем солнечном ореоле привиделся ему вчера гордый конь с человечьим
торсом, и не досчитался он после той встречи патрона с жаканом в одном
стволе старенькой двустволки. Он обычно так и закладывал в нее: патрон с
дробью - патрон с жаканом. На любой случай. Утром же, вспоминая вчерашнее
происшествие, решил оба ствола зарядить дробью, а пуль не брать вообще. Нет,
он совсем не каял себя за тот выстрел, не такой он был человек, чтобы
мучиться содеянным, да и помрачение, что тогда на него нашло, не давало
вспомнить, точно ли он стрелял, а если стрелял, то в цель или просто так, со
страху, в солнечное марево?.. Ни вчера, когда несся сломя голову домой от
этого места, ни ночью, бессонной и маетной, никак не мог решить для себя:
как же отнестись к тому, что увидел, в какую графу зачислить имевший место в
порученном его охране лесу факт: провести ли его по разряду некоей природной
загадки, и тогда обеспечить надлежащими наблюдением и охранительными мерами,
или рассматривать как явление противоестественное, подлежащее безусловному и
беспощадному устранению? До полного выяснения этого вопроса следовало
воздержаться от крутых действий. После сна сомнения исчезли, потом
завертелись дела с этим Федькой, но мысль-то бродила и нет-нет да и колола
егерево темечко. И вот он, закруженный метельцей, снова стоит на том месте,
где встретился ему подвечерней порой полуконь-получеловек.
Теперь поляна была закрыта снегом. Наметанным глазом определив место,
где находился вчера кентавр. Кокарев ладонями осторожно разгреб снег.
Открылась трава, смятая холодом и лежащим на ней недавно телом. Кровь
застыла на стеблях, от этого они ломались, когда Кокарев брал их в руки.
Значит, все верно... Но куда девался лесной пришелец, невозможно было
определить. Далеко ли он мог уйти - с раной, нанесенной ему меткой
Авдеюшкиной рукой, тяжелой его пулей (в том, что он стрелял в чужое
существо, егерь теперь, увидав воочию кровь, уже не сомневался)? С поляны
человек-конь ушел сам, иначе здесь лежали бы кругом следы звериного пира.
Значит, он где-то тут, таится в кокаревских владениях! Но всякая попытка
скрыться, уйти от его ласкающей или карающей длани уже сама по себе
расценивалась егерем как действие неправильное, подлежащее наказанию. Первая
обида, уколов сердце, отлилась в подозрение. Скрывается - значит, в чем-то
виноват! О своей вине он уже не думал, больше того, чем сильнее жег его