"Владимир Соколовский. Последний сын дождя " - читать интересную книгу автора

тропку, ущербинку ли на дереве от лосиного рога, свежее ли птичье гнездо.
Нюх его был остр от многих лет лесной работы, он тропил свой путь
неестественным для человека чутьем, верхняя губа его в такие моменты высоко
поддергивалась к носу, острые и белые, не знающие табака зубы обнажались и
влажно блестели.
Несмотря на все Авдеюшкины старания, в лесу все-таки пахло людьми: их
папиросным дымом, терпким потом, гарью костров, - все это не нравилось
егерю. "Другого места для них нет! - раздражался он. - Придут, напаскудят,
кто разрешил, кто?" В его представлении, здесь, в мире чужой для
постороннего жизни, причем вполне, вполне могущей обойтись своими силами,
безо всяких посторонних, живущей по своим законам и не терпящей чужого
вмешательства, должны существовать только двое: сам лес, и он, егерь
Авдеюшко Кокарев, определенный к этому месту надлежащими органами. А тут...
Федька! Ничего, он еще свое получит, мало отсидел, раз снова за старое
взялся... При этой мысли верхняя губа Авдея взделась выше, он засопел и пуще
прежнего зарыскал по лесу, отыскивая Федькино убежище, тайную земляночку, о
существовании которой давно подозревал, но никак не мог обнаружить.
Сонное, усталое марево катилось навстречу Авдею, летали в нем пауки на
серебряных нитях, плыли поляны мимо гибкого Авдеюшкина тела, - все это было
сегодня по-другому, чем всегда, но мозг, подчиняясь заданной программе,
плохо отображал изменения, которые сочились в него. И когда, повинуясь
новому осознанию кружащегося вокруг мира, егерь стал замедлять шаг и
забирать в сторону от выбранного пути, взгляду его открылось такое, чему
разум на мгновение отказался верить. И этого мгновения достаточно оказалось,
чтобы Авдей, вертанув головой в сторону открытой лесной поляны, ахнул и осел
на траву.
Там, на рыжем осеннем лесном фоне, играя бликами лоснящейся шкуры,
приплясывал по сухой траве гордый конь. И диким и неестественным было то,
что венчало это красивое тело: человечий торс с взметнувшимися к небу
руками, закинутой к солнцу головой...
Что произошло дальше, Авдей не помнил. Лишь память доходила до этого
эпизода, он сразу вскакивал с кровати, зажигал свет и бежал в угол, к своей
двустволке, в которой со вчерашнего дня остался только один патрон...


7

Назавтра в полдень Федька снова отправился к землянке. Был он не пуст:
две буханочки хлеба в торбе, там же пшеничка, щедро отсыпанная им из мешка,
который кто-то принес ночью и оставил на крыльце его дома, разные лекарства,
бинтики: еще затемно слетал он в райцентр, в аптеку. Правда, можно было
обратиться попросту к зоотехнику, у того нашлись бы лекарства, да и вообще
потолковать о том, как лечить диковину, однако Сурнин не пошел. Зоотехник
был молодой, только из студентов, парень в своем деле хоть грамотный, но
больно уж хвастал образованием и культурностью: слова в простоте не скажет,
а все с подкольцем, с подковырочкой. К Федьке парень вязался особенно
сильно, просто чувствовал, видно, что того никто не защитит. Какой же резон
был идти к такому зоотехнику, хоть и грамотному специалисту? Пошел он сам к
лешему, негодная душа! Мало того что засмеет до смерти, это еще вынести
можно, так ведь пустит по всему колхозу такие болты-болты, а это уже не