"Борис Соколов. В плену" - читать интересную книгу автора

доволен - теперь тополь можно валить почти в любую сторону.
Утром Бланкенбург, веселый и сияющий, приносит огромную, невиданную
мною пилу. Длина ее не менее двух метров. Начинаем работу. Сначала валим
дерево, а затем более толстую часть у комля разрезаем на метровые чурбаки.
Вся дальнейшая работа - моя. За несколько дней канадской лучковой пилой я
разрезаю все дерево и раскалываю его на маленькие-маленькие дрова, длиной не
более 20 сантиметров. Хозяйка экономна в разумном смысле: при топке плиты и
печей короткими дровами получается разительная экономия. За эти дрова я
получаю от нее, кажется, единственную похвалу. Дескать, дрова короткие,
аккуратные и чистые.
Кроме работы на постройке, в мои обязанности входит ежедневно носить не
менее 16 ведер воды. Воду ношу метров за 200 из колодца, принадлежащего
большому хозяину Мозалиц. Часть фермы арендует у него Петрович. На мне лежит
также уход за двумя десятками кроликов, уборка снега и масса других
хозяйственных дел; а также я должен каждый день встречать хозяина на
станции. Он возвращается из Риги всегда нагруженный различными материалами,
вплоть до автомобильных колес. До станции полтора километра, а нога все еще
основательно дает о себе знать. Об этом нужно помалкивать.
Пленные теперь живут почти у всех соседей. Это выгодно, так как в
сельской местности работа при доме есть всегда, а все затраты - только на
прокорм лишнего рта. Это для латышей, несмотря на их скупость, не составляет
большого затруднения. Даже в военное время они, по нашим понятиям, живут не
бедно. Латышская деревенская кухня ограничивается тремя блюдами: отварной
картофель с белой подливкой из муки и сала, путра молочный суп с перловой
крупой и беспутра - мучная каша с кусочком масла или топленого сала
посередине.
У Мазалица живет донской казак Егор, невысокий, хромой, чернявый малый.
Он гордится своим положением, считая всех, живущих у мелких хозяев,
ничтожествами. Действительно, мы берем воду из его колодца, ходим к нему за
молоком, выпрашиваем у него лошадей и т.д. Лошадей, молоко и другое
выпрашивают, понятно, наши хозяева у Мазалица, но Егор считает, что это он
осыпает нас своими благодеяниями. По воскресеньям и по вечерам он всегда
стоит у своих ворот и делает нам различные замечания, сопровождая их
сентенциями о нашей никчемности. Егор гордится также и своей дружбой с
немецкими солдатами, которые по вечерам битком набиваются к молодой
соломенной вдове Петрович, где, к великому возмущению моей хозяйки, всегда
весело. Вероятно, Егор, изображая швейцара, получает от немцев небольшие
подарки, а может быть, ведет с ними мелкую спекуляцию, до которой последние
большие охотники.
От немцев никуда не денешься. У нас в боковой комнатке одно время тоже
жил немецкий офицер, лет двадцати двух. Перед хозяйкой он становился в
какие-то странные позы и отвлекал ее от дела бесконечными разговорами.
Выходил на участок и говорил, именно только говорил, что будет заниматься
спортом. Я по возможности старался не попадаться ему на глаза. Скоро он
исчез, никаких впечатлений о себе не оставив.
Однажды вечером хозяин потихоньку зовет меня на двор и говорит:
- Вышел приказ перебить всех беспородных собак, так как они поедают
много продовольствия. - У нас жил маленький желтый песик Бонза. - Возьмите
Бонзу на поводок, но так, чтобы не увидела жена, и пойдемте.
Вышли в поле к развалинам церкви. Хозяин подает мне наган и говорит: