"Борис Соколов. В плену" - читать интересную книгу автора

строфы:
Нет на свете царицы Краше польской девицы. Весела, как котенок у печки.
И как роза румяна, а бела, что сметана; Очи светятся будто две свечки!
Краузе перебил меня вопросом:
- А видел ли ты полячек?
- Нет, - говорю, - не видел.
- Ну так знай: все они низкозадые, широкие в кости, конопатые, какие-то
корявые. Рожа на роже.
Я возмутился:
- Как можно так говорить? Ведь это сам Пушкин написал.
- А что твой Пушкин! Что он видел? Сидел у себя в имении да в
Петербурге. Какие там полячки? Ты вот у Краузе спроси. Он в Польше был и
полячек видел. Если там и есть красавицы, то графини, а они-то все немки.
Я был озадачен. Кто же прав? С одной стороны Пушкин, авторитет которого
для меня всегда был непререкаем. С другой стороны Краузе - рядом с Пушкиным
пигмей, но человек наблюдательный и много повидавший. Потом я сообразил, что
"Будрыс и его сыновья" - авторизированный перевод с Мицкевича, конечно,
видевшего все польское в светлых тонах.
По воскресеньям я поступаю в распоряжение хозяина - Волдиса
Бланкенбурга. Это худощавый лысоватый человек лет тридцати с очень широким
ртом и хитрым, но веселым взглядом, в очках. По-русски говорит плоховато,
постоянно спрашивает, как будет по-русски то или иное слово, сказанное им
по-латышски или по-немецки. Свободно изъясняется по-немецки и, по его
словам, по-английски. Человек вполне интеллигентный, но не в нашем, а в
европейском понимании. Работая с хозяином, мне приходится перестраиваться с
серьезной и размеренной работы с Краузе к суетливой и бестолковой, но
веселой работе с хозяином. Обычно мы без особой нужды перекладываем с места
на место какие-нибудь материалы, иногда обкапываем кусты и сажаем яблони.
Хозяин что-либо рассказывает о текущих событиях или о жизни в Латвии до
освобождения ее нами и немцами, строит планы о переселении в Швецию в случае
нашей победы. Два его старших брата большие хозяева в Курляндии, так
называемые белые латыши, которые выдворили нас из Латвии в 1919 году. Однако
с ними он никак не связан и даже не обращается к ним за продовольственной
помощью. Работаем мы только до обеда. Затем следует воскресный обед из
кролика, и мне торжественно вручается праздничный подарок - десяток папирос
в красивой коробке "Рига".
В одно из воскресений мы валим один из нескольких растущих на участке
огромных канадских тополей. Тополь почти в три обхвата и очень высок.
Посадил их русский генерал, которому раньше принадлежала эта земля. Повалить
дерево некуда, то есть везде оно что-нибудь сломает. Поэтому накануне утром
хозяин несколько неопределенно велит мне лезть наверх и по частям спилить
вершину и крупные сучья. Вооружаюсь ножовкой и, обвязавшись веревкой, лезу.
Сучья наверху действительно большие, сантиметров 25 в диаметре, но пилятся
легко. Когда сук валится, все дерево рывком бросает назад. Однако
удерживаюсь. Внизу собрались люди и что-то кричат. Сверху кажутся
маленькими. Продолжаю работу. Срезав вершину и верхние сучья, постепенно
спускаюсь, срезая сучья ниже и ниже. Внизу хозяйка выговаривает мне за
излишний риск. Вероятно, опасность сорваться была немалая. Впрочем, тогда об
этом как-то не думалось - были опасности пострашнее. Вечером бранит меня и
хозяин, но, как мне кажется, больше для отвода глаз. В душе он, конечно,