"Борис Соколов. В плену" - читать интересную книгу автора

Но все это зримый рынок. Есть еще более солидный, но невидимый, в
котором через переводчиков, врачей, работников кухни и других, живущих в
более светлом мире, принимают участие и немцы. Последние скупают советские
деньги, ценности и кустарные сувениры, до которых они большие охотники. Все
это за хлеб, табак и водку, а иногда и за более ценное.
Проходит неделя - другая. Нога заживает плохо и свободно ходить не
дает. Прыгаю на одной ноге, опираясь на самодельные костыли. Теперь я не
один. Ко мне в компанию прибились два молоденьких мальчика, каждому по
девятнадцать лет. Один - Леша из Краснодара - худенький, бледный и весь
какой-то прозрачный, с тяжелой осколочной раной стопы. Другой - Захаров,
деревенский парень из-под Рязани, с простреленной мякотью ноги. Захаров
поплотнее и поупитаннее, но тоже домашний и беспомощный. Оба ищут у меня
защиты от невзгод и льнут ко мне, как желтые цыплята-пуховички к наседке.
Здесь много таких птенцов, вывалившихся из теплого маминого гнезда прямо в
лагерь. Большинство таких впоследствии погибло.
Иной раз в мирной жизни видишь шумную компанию задиристых молодых
парней. И кажется - море им по колено, все одолеют. Но это не так. У них еще
мало жизненных сил, на стойкую и длительную борьбу с жизненными бурями они
не способны. Эти силы человек набирает только к тридцати - тридцати пяти
годам. Кстати, раньше, в эпоху наемных армий, лучшими солдатами и считались
люди в таком возрасте. А сейчас, с точки зрения генералов, желторотый птенец
лучше, так как он обладает одним неоценимым качеством он еще глуп и всему
верит. Из них и черпают кадры различных самоубийц, для которых японцы
придумали даже специальный термин - камикадзе. Броситься на пулю в угарном
азарте криков и понуканий не трудно. Особенно, когда еще мало смыслишь в
жизни. А для войны такие вполне пригодны: военная техника доведена до такого
совершенства, что выпалить из любого оружия способен и ребенок.
Вместе жить удобнее. Мы с Захаровым промышляем чем-нибудь на стороне, а
Леша не встает и караулит места на нарах. По характеру он нытик и фантазер.
В его представлении я обладаю огромной силой и агрессивностью. Целые дни он
ноет и пугает соседей мною, выдавая меня за какого-то сказочного разбойника.
А так как я стараюсь не залеживаться и в лазарете бывать поменьше, то
впечатление от этой окружающей меня легенды усиливается.
Мы с Захаровым уже несколько дней кое-что добавляем к нашему скудному
пайку за счет использования рыночной конъюнктуры, подобно заправским игрокам
на бирже. Так, вечером, когда возвращаются рабочие команды, продукты
дешевеют, и за какую-нибудь часть своего туалета, например, за кальсоны,
можно купить пять - шесть картофелин. Половину этой покупки мы втроем в
сыром или в вареном виде тут же съедаем. А вторую половину бережем на
следующий день, когда с утра цены на продукты подпрыгивают вдвое. Тогда
оставшуюся половину мы продаем и выручаем деньги или принадлежности туалета,
за которые вечером можно опять сделать хорошую покупку. Все это, однако,
требует осторожности, так как никакой охраны собственности и личности здесь
нет. Товар просто могут вырвать из рук, а взамен сунуть под нос кулак или
дать по физиономии. Однажды у нас так и получилось.
Леша все время ноет, что он потерял "чувячок", то есть туфлю, в которую
он обувал раненую ногу. Теперь он полубосой, на дворе почти зима. Как ему
помочь, я не знаю, и чтобы отвязаться, говорю:
- Купи ботинки.
- На что я куплю? Ботинки стоят пять паек, столько мне не проголодать.