"Борис Соколов. В плену" - читать интересную книгу автора

бросает этот кусочек на каждую пару обутых или босых ног. Следующие два
санитара тащат бачок с теплой, слегка подслащенной водицей зеленоватого
цвета, которую небольшим черпаком разливают в протягиваемые котелки. Иногда
возникают какие-то недоразумения или просьбы о добавках, в ответ на которые
санитары разражаются неистовой руганью.
После такой более чем скромной трапезы тем, у которых сильно гноятся
раны, предлагают делать перевязки. Моя рана не гноится и я, опираясь на
самодельные костыли, отправляюсь посмотреть лагерь.
Лагерь огромен. Он вытянут вдоль Рижского шоссе километра на полтора.
Везде под громадными березами и тополями деревянные и кирпичные бараки и
множество дощатых полупалаток - полуземлянок. Все это обнесено солидной
проволочной оградой, за которой похаживают часовые. Имеются и вышки с
пулеметами. За лагерем на берегу Двины развалины древнего замка. Как
рассказывают, лагерь здесь существует с незапамятных времен, еще до
крестоносцев. Он принадлежал то русским, то немцам, то опять русским,
полякам, шведам, опять русским, немцам и т.д. Сейчас история, должно быть, в
шутку соединила несоединимое: лагерь немецкий, а живут в нем русские.
Напротив нас, по другую сторону шоссе, тоже строят временный лагерь, то есть
ставят столбы и обносят проволокой участок учебного плаца. Строят все это
для тех же самых.
Такого скопища людей, как в нашем лагере, раньше видеть не приходилось.
Говорят, десять или двенадцать тысяч. К тому же, все время подвозят новых.
Ходят слухи, что нас для окончательного выздоровления будут раздавать на
работу к крестьянам, а затем отправят в Германию - в шахты. Тех, кто
поздоровее, повезут сразу. Но сейчас пока все в стадии организации и кругом
полнейший беспорядок. Видно, немцы не ожидали и не подготовились к приему
таких масс русских военнопленных. И это в относительно небольшом лагере. Что
же делается в гигантских лагерях, таких как в Риге, Даугавпилсе и множестве
других городов? Ведь таких лагерей можно насчитать больше сотни. И это
только на Ленинградском, сравнительно второстепенном направлении. Что же
творится на главных направлениях - центральном и южном?
По лагерю бродит и переливается огромная толпа, напоминающая толкучий
рынок. И действительно, как нечто естественное, такой рынок и возникает.
Продается все необходимое: хлеб, картофель, капуста, одежда, обувь, и,
конечно, табак. Все в мизерных количествах и по неслыханным ценам. Например,
пайка хлеба, размером в два спичечных коробка, стоит 180-250 рублей. Столько
же стоит и одна папироса. Кроме того, продается масса всевозможных кустарных
изделий: колец, мундштуков, портсигаров, земляных котлет, пирогов из коры и
т.п. Все изготавливается тут же из всякой дряни. Деньги пока еще советские,
так как других нет. У большинства вообще нет никаких денег и покупать им не
на что. Но это отнюдь не означает, что эти люди покидают рынок. Наоборот,
они, по-моему, и есть самые активные участники торговли - ко всему
прицениваются, торгуются, хулят или хвалят товары, щупают их пальцами,
обнюхивают и т.п. Широко идет и меновая торговля. Меняют все на все: хлеб на
табак, одежду на хлеб и прочее. Иногда возникают необыкновенные меновые
комбинации. Так, на моих глазах, один, вероятно, больной язвой желудка отдал
почти всю свою одежду за ложку соды. Но, как и всегда в этом мире, бок о бок
с нищетой живут и богачи. Так, у моряков, привезенных сюда с фортов острова
Даго, количество денег измеряется вещевыми мешками. В свое время они не
растерялись и прихватили с собой войсковые кассы.