"Борис Соколов. В плену" - читать интересную книгу автора

тело, и хотя рот зажат рукой, не могу сдержаться и громко охаю.
"Wer ist das?" - испуганно, громко и отрывисто выкрикивает ближайший
Свет карманного фонаря мгновенно слепит глаза.

Глава 2.

В Европу


Были у меня в жизни злоключения, и каждый раз меня спасала моя
счастливая судьба, а не какое-либо усилие с моей стороны.

Мохандас К. Ганди


- Вставай! - жест рукой вверх.
- Не могу, - энергичное покачивание головой и показ на простреленную
ногу.
- А, понимаю. Держись за меня, - немного сгибается спина и разводятся
согнутые в локтях руки.
Каждый говорит на своем языке, но оба вполне понимают друг друга.
Другие два солдата светят фонарями. Видя, что я не встаю, высокий, плотный,
молодой немец, взяв под мышки, легко меня поднимает. Я обхватываю его за шею
и прыгаю рядом с ним. Так выбираемся на поляну, где значительно светлее. Тут
невдалеке на ночь расположилось человек тридцать мотоциклистов. Немец
доводит меня до них и помогает сесть на землю. Затем снимает с меня пилотку,
скалывает с нее красную звезду и опускает этот свой трофей в нагрудный
карман. Пилотку снова аккуратно надевает мне на голову. Очень простой жест.
Но в калейдоскопе событий я как-то не сразу оцениваю его. А ведь утратив
эмблему, я демобилизуюсь из Красной Армии и лишаюсь подданства. Теперь я -
ничей. Сейчас, однако, это не вызывает у меня никаких размышлений. Да и
война приучила меня не размышлять и не строить никаких предложений на
будущее. Просто сейчас я, как щепка, мчусь в бурном потоке событий в
неизвестное.
Вокруг меня собираются немцы - молодые, здоровые, спортивного вида
сытые ребята. Бросается в глаза различие между нашими и немецкими солдатами.
Среди этих мотоциклистов я не вижу заморышей, низкорослых, слабосильных и
безучастных ко всему людей, каких немало среди советских солдат.
Завязывается беседа. Мне говорят, что в Германии меня вылечат, я буду
работать, и мне будет хорошо. Я держусь немного задиристо и высказываю
сомнение. Сейчас складываются обычные человеческие отношения и даже какая-то
атмосфера дружелюбия. Нет и в помине каких-либо угроз и не чувствуется
враждебности. Никто мне не задает вопросов о моей военной принадлежности.
Позже спрашиваю себя: как это получилось, что мы, говоря без
переводчика на разных языках, прекрасно понимаем друг друга? Вероятно, когда
направление мыслей одно и то же, и есть желание понять, то языковый барьер
исчезает. Мысли передаются как бы не словами, а чувством. Хотя позже не раз
при разговоре с немцами у меня с ними понимания не было. Вероятно, не было
одинакового настроя и желания понять. Как в школе, где и ученик, и
преподаватель лишь отбывают повинность, а не заинтересованы в понимании один