"Борис Соколов. В плену" - читать интересную книгу автора

об этом сейчас не думаю - действую автоматически. Выскакиваю из окопа.
В двадцати пяти - тридцати шагах от меня в канаве лежит несколько
человек в прежде вблизи невиданных мною касках и в мундирах
синевато-мышиного цвета. Слева двое, стоя на коленях, устанавливают пулемет.
Все нацелено на Гатчину, туда, куда лежит мой путь. Так что же, я у них в
тылу? Но времени для размышлений опять нет.
Из-за танка выскакивает раскрасневшийся, с капельками пота на лице
молодой парень и в такой же, как у тех, каске, сдвинутой на затылок. Руки
его лежат на автомате, висящем у него на шее. Парень налетает на меня. От
неожиданности его глаза округляются и немного приоткрывается рот. В то же
время его руки вскидывают автомат.
Машинально, не думая, тычу правой рукой, в которой все время держу
пистолет, в потное лицо. Точь в точь как в школьной драке - кулаком в
красную рожу мальчишки. Выстрела не слышу, а лишь ощущаю в руке прыжок
пистолета. Парень откидывается назад и, конвульсивно вздрагивая и всплеснув
руками, падает.
Снова судьба не оставляет мне времени подумать. Пулеметчик,
круглолицый, уже немолодой человек, резко поворачивается и, как мне кажется,
злым взглядом смотрит на меня. Мое появление сзади для него тоже
неожиданность. Направляю пистолет и стреляю. Пулеметчик ложится, как по
команде. Остальные тоже прижимаются к земле. Все лежат ко мне задом и ни
один не смеет повернуться. Стреляю в другого. Ага, боятся, жмутся к земле.
Душу заливает радостное чувство питекантропа, в обычной жизни глубоко
спрятанное в нас: стрелять, убивать, побеждать, давить лежащего. Сейчас я
господин, я по-настоящему свободен, я больше ничего не боюсь - я преступил
запретную черту На мгновение приходит спокойная уверенность. Как бы видя
себя со стороны, замечаю, что стою в правильной позиции, как учили стрелять,
то есть убивать - одна нога немного вперед, левая рука за спиной.
Стреляю в третьего, четвертого. Ах, как хорошо. Совсем как на ученье.
Вдруг пистолет перестает вздрагивать. Дергаю, дергаю - ничего. Голову
пронзает мысль: кончились заряды. В недоумении гляжу на пистолет. Но что
это? Я вижу ствол пистолета. Значит, я стрелял выше и ни в кого не попал, а
просто их напугал? Может быть, когда я застрелил автоматчика, от удара в его
лицо пистолет задрался вверх, или это случилось потом, когда кончились
заряды, а я в отчаянии его не то что дергал, а рвал? Этого я не знаю.
Опять нет времени. Отскакиваю за танк и перепрыгиваю через яму, в
которой сидели телефонисты Цицарева. Сейчас взгляд очень острый и суженный:
не видя общей картины, замечаю отдельные детали. В яме мясо, перемешанное с
землей и с какими-то тряпками. Смотреть и размышлять некогда. Перескакиваю
шоссе и, согнувшись пополам, бегу через поле к пригорку, где редкий
ольшаник, а вернее, куда ноги несут. Воздух гудит и звенит от громкого
жужжания свинцовых шмелей и потому кажется густым и плотным.
Стреляют теперь отовсюду, а я - совсем на открытом юру.
Вдруг меня догоняет Цицарев и с ним несколько солдат. Бегут они плотной
кучей и жмутся ко мне. Хочется крикнуть:
- Что вы, дураки, бегите же россыпью!
Валится один, другой. Вдруг ойкнул Цицарев и упал.
- Что с тобой?
- Ой, колено, колено!
- Беги как-нибудь!