"Михаил Соколов. Контракт со смертью" - читать интересную книгу авторабезостановочно шли люди, наверное с работы, у каждого в руке или на плече
сумки, пакеты, а в глазах - мутная тошнота. Без конца мелькали их усталые и злые лица, слышалась привычная брань. Прошел ротвелер без намордника, прогуливающий высокую худую женщину в желтом плаще, какой-то бомж с окурком между большим и указательным пальцами... И ещё другие. Метрдотель важно и густо выдувая дым, поглядывал на Сосницкого. Хорошего клиента видно сразу и наметанный на разную публику глаз служивого человека вмиг определил, что посетитель (если это посетитель) мужчина состоятельный и, значит, достойный уважения. Вот только продозрительно блестели глаза и вот что.. как-будто даже не брился. Аркадий Григорьевич отметил внимание к себе и, чтобы что-то сказать, обратился к нему: - Послушай, братец, как тут... свободные столы имеются? Конечно, они имелись. Метрдотель получил зеленую бумажку в карман, притушил свою сигару, сунул её в карман казенного сюртука, открыл дверь, на ходу осведомился, какой нужен столик и нужны ли соседи. Может быть, приятного полу?.. Посадил. Зал был полон. Хотя и оставались свободные столики. Аркадий Григорьевич рассеянно оглядывал пьющих, едящих, веселящихся... Оркестр, наяривающий что-то... несколько танцующих пар. Взгляд его наткнулся на знакомое лицо невдалеке, и пришлось напрячь память, прежде чем узнал худощавого человека, вместе с двумя другими приятелями занимавшего столик на четверых. Ну конечно, он их видел в холле гостиницы. Еще отметил грузинский нос худого. Он оглядел всех троих; лет по тридцать, только А впрочем, южанин выглядит старше своих лет. Аркадий Григорьевич что-то заказал направленному к нему властной рукой метрдотеля официанту. Что-то из птицы - курицу? утку? - сразу забыл. Принесли заказанные сто пятьдесят граммов коньяка, оказавшимся подкрашенным самогоном. Все равно. На эстраде появилась раскрашенная девица молотящая под Лолу из кабаре-дуэта "Академии", запела какую-то сомнительную дрянь. "Как всё!.." Он поймал взгляд кавказца, и ему показалось, тот подмигнул. Сосницкий осторожно кивнул в ответ и отвернулся. И все же, все же... несмотря на отчуждение от всего этого внешнего веселья, Аркадий Григорьевич медленно проникался сознанием, что эти его два дня путешествия делают свое дело. Эта его трехдневная разлука, сделавшая его и жену чужими, заканчивалась. Все последние часы, смотря вокруг её глазами, видел все по-другому, по-новому, однако был уверен, что скоро пройдет холод этой таинственной анестезии, заставивший забывать её живое тепло, и облик жены снова оживет, потеплеет, займет нужное место и снова станет таким знакомым, что уже никаким усилием воли не вернешь временного чувства чуждости. И Сосницкий вспомнил, как неделю назад, ночью, лежа в постели, он вдруг понял, что сам смертен. Тогда в его душе произошло то же самое, что однажды в метро, давно, когда в часы пик внезапно потух свет, и в налетевшей тьме слышен был только звук многотысячного дыхания, - кто-то резко вскрикнул, затем вскрикнули несколько человек сразу, слепая буря, темный панический шум нарастал... - и вдруг свет вспыхнул снова, и масса тут же беспечно продолжила движение. В темноте же одинокой спальни он, широко открыв глаза, старался побороть страх, осмыслить смерть ушедшей |
|
|