"Леонид Сергеевич Соболев. Все нормально" - читать интересную книгу автора

боевой атаки. Но это и было атакой, началом ее: проскользнуть через проход
было выгоднее всего именно в такой шторм и прийти туда надо было во всей
мощи, с полным зарядом электроэнергии. И он упрямо держал курс на север,
ловя направление очередной волны.
Иногда волна оказывалась короче, чем он ожидал. Тогда лодка сотрясалась
от могучего удара, и порой сквозь рев воды доносился треск: это ломалась
стойка поручней или лист палубного настила. Но волна уходила, и
успокоительный рокот дизелей докладывал, что все идет нормально.
Время измерялось для него теперь не минутами и часами, а плотностью
электролита в аккумуляторах. Он спрашивал в переговорную трубу, как идет
зарядка и много ли набралось в лодку воды.
Теперь командир все больше чувствовал холод. Особенно мерзли мокрые
ноги. Он начал быстрый и яростный шаг на месте. Валенки хлюпали по воде,
плещущейся по мостику, тело слегка согревалось, но ногам не становилось
теплее. Командир снова спросил через переговорную трубу, как идет зарядка.
Внизу к трубе подошел комиссар. Выяснилось, что придется стоять наверху еще
столько же. Комиссар предложил сменить его или прислать штурмана. Командир
ответил, что волна очень подлая и уходить он никак не хочет. Тогда комиссар
спросил про холод. Он ответил кратко и выразительно. Комиссар немного
помолчал, потом спросил, как уши. Командир поднял руку к шапке и с
удивлением заметил, что шапка и воротник смерзлись в ледяной колпак. В это
мгновение как раз навалилась откуда-то сбоку такая волна, что командир
крикнул вниз: "Право на борт!", заткнул свистком переговорную трубу, чтобы
комиссару в ухо не полилась вода, и прихлопнул валенком люк.
Когда волна прошла, командир заметил, что она значительно изменила
направление. Он сверился по компасу. Волна заходила к востоку. Он упрямо
повернул лодку туда, куда стремился: на север. Но волна стала бить в борт и
так валять лодку, что он пошел опять вразрез волне. Шторм уводил от цели
похода, переупрямить его можно было только в спокойной глубине, а для этого
не хватало еще электроэнергии. Он свистнул в трубу, чтобы вызвать комиссара.
Штурман ему сообщил, что комиссар занят: режет на куски свое одеяло.
Командир тревожно спросил, здоров ли он, и штурман ответил, что вполне и
даже весел. Командир собрался выругаться, но к трубе уже подошел комиссар и
попросил на минутку всунуть в люк любую ногу, когда на мостике не будет
воды.
Из люка обманчивым теплом тянул запах горелого масла дизелей. Командир
почувствовал, как с ноги снимают валенок и носок, как чьи-то сильные руки
растирают застывшие пальцы чем-то обжигающим. Потом ногу закутали в сухое и
шершавое, натянули на нее чей-то тесный валенок и попросили другую.
В сухих валенках шторм показался не таким уж страшным. Командир в
ледяном колпаке шапки, отлично сохраняющем уши от ветра, всматривался в
волны. Они все больше заходили к востоку, вынуждая лодку менять свой упрямый
курс. Лодка же странно преобразилась. Орудие под рубкой еще сохраняло свою
форму, но увеличилось, как будто на него сверх парусинового натянули еще
какой-то плотный и блестящий чехол. Поломанные стойки поручней, причудливо
изогнутые волной, уже нарастили широкие ледяные грибы. С рубки свешивались
огромные сосульки, а перископ стал вдвое толще. Даже флаг перестал
развеваться над головой командира: он стоял на негнущихся замороженных
фалах, как лист погнутой жести, но под мутной глазурью льда все еще мерцала
в углу красная звезда. Все это надо было понимать так, что вода, не давая