"Леонид Сергеевич Соболев. Все нормально" - читать интересную книгу автора

проходу, пока в море бушует шторм.
И лодка шла упрямо на север, глубоко под гигантскими валами шторма,
пока ей хватало энергии аккумуляторов. Но когда ей понадобилось всплыть -
союзник обернулся врагом.
Всплывать в такой шторм - это все равно что с завязанными глазами
пытаться вскочить на бешеную лошадь: в последний момент всплытия лодка
теряет остойчивость, и любая волна может ее прикончить. Всплывая в шторм,
надо угадать так, чтобы всплыть вразрез волне, чего рассчитать под водой
невозможно.
Так и случилось при первой попытке всплыть. Ухватившись за скобу люка,
чтобы, едва в иллюминаторе рубки забрезжит дневной свет, открыть его, как
можно скорее выскочить наверх и развернуть лодку против волны, командир всей
тяжестью тела внезапно лег на отвесные ступеньки трапа.
Почувствовав, что крен смертелен, командир покрылся горячим потом. Вися
на повалившемся вместе с лодкой трапе, командир увидел между ступней
огромных своих валенок странно изменившееся лицо трюмного и крикнул ему
необходимые слова команды. Возможно, что тот не успел еще осознать
сказанное, но руки трюмного сами собой уже потянулись к рычагам кингстонов и
клапанов, и резкий удар воды, принятой в цистерны правого борта, выпрямил
лодку. Командир упал в центральный пост, успев крикнуть: "Право на борт!"
Лодка уходила в глубину, оправляясь от страшного удара волны. Трюмный
вытер тыльной стороной ладони пот, лившийся по лбу, и только тогда командир
понял, что и ему самому невероятно жарко. Но скинуть лишнюю одежду не имело
смысла: надо было развернуть лодку против волны, направление которой стало
известно ценой этих секунд, и снова всплывать.
Поэтому, выйдя наверх, командир в первые минуты не чувствовал ни
леденящего ветра, ни холодных струй. Он осторожно изменял курс, стремясь на
север, насколько это позволяло направление волны, пока наконец одна из них
не прокатилась по всей лодке, накрыв рубку. Он прихлопнул ногой люк,
ухватился за поручни и, переждав, пока холодная волна прошла над ним, снова
открыл люк: дизелям, работавшим внутри, надо было дышать.
Вода, ударяя в лодку, накатывала на орудие, на рубку, на перископ и на
человека тонкие свои слои, и блестящие струи медленно и лениво замерзали,
скатываясь по металлу лодки и по назатыльнику шапки на спину длинного
пальто. Густея, как застывающий клей, они покрывали металл и человека в его
кожаной одежде тонким, незаметным пока слоем льда.
Командир заметил это не скоро. Все его внимание было устремлено на
встающие на носу валы. Надо было вести лодку так, чтобы отыскать среди этих
водяных гор курс, наиболее близкий к северному. Но волны, сталкиваясь между
собой, нарушали правильный ритм и направление, и порой одна из них (которую
почему-то зовут "девятым валом") нависала сбоку над лодкой своим странно
гнущимся гребнем. Тогда командир спасал лодку и самого себя: лодку -
уменьшая ход и ворочая вразрез волне, себя - ныряя под навес рубки.
Одновременно он наступал валенком на крышку люка и прихлопывал ее, чтобы
внутрь лодки не вкатывалась вода. Волна обрушивала свой гребень на лодку,
перекатываясь через крышу рубки, и секунду-две командир находился в водяном
гроте. Потом вода уходила к корме, с крыши рубки ему на спину проливался
ледяной душ, он снимал валенок с люка, и крышка его опять откидывалась
пружинами, давая воздуху дорогу к дизелям.
Это было монотонным занятием, совсем не похожим на острую напряженность