"Леонид Сергеевич Соболев. Зеленый луч (про войну)" - читать интересную книгу автора

мысли о военном флоте.
Тем более не касался он всего этого при встрече с Васькой Глуховым, к
которому собрался лишь на десятый день. Он не только не поделился с ним
новостью о "Дежневе" (Петр Ильич на прощание посоветовал держать ее при себе
до того, как подтвердится возможность устроить его юнгой), но даже о самом
пребывании у них такого необыкновенного гостя сообщил вскользь, мимоходом.
Вообще встреча приятелей, первая за это лето, прошла как-то вяло. По
обыкновению, они сразу же пошли на "вельботе" в поход, но к ночи вернулись:
игра явно потеряла свою увлекательность - не то оба выросли, не то Васька
чувствовал, что Алеша что-то недоговаривает, а тот с трудом заставлял себя
держать обещание, данное Ершову.
Поэтому утром он с облегчением сел на велосипед и отправился домой,
увозя, впрочем, ценнейшую для него сейчас добычу: атлас мира, только что
полученный по подписке Васькиным отцом. Едва перелистав карты, Алеша тут же
выпросил его на недельку, соврав, что готовит к осени доклад на
военно-морском кружке о стратегических базах империалистических флотов.
Атлас был необычайного формата, размером с газетный лист, и его никак не
удавалось пристроить ни к багажнику, ни к раме. Алеша решился было держать
его всю дорогу под мышкой, но Васька предложил ему "присобачить" атлас на
спину вроде панциря черепахи. Сравнение это Алеша оценил уже на втором часу
езды, когда скорость велосипеда заметно снизилась, но нисколько не
раскаивался в том, что повез этот громадный фолиант.
Атлас стал первым его другом и собеседником. Алеша мог сидеть наедине с
ним целыми часами, изучая вероятный маршрут "Дежнева" и стараясь вообразить,
что таят в себе условные очертания островов, капризные зазубрины береговой
черты, алые извивы теплых течений, синие пучки трансокеанских линий, мелкий
шрифт бесчисленных названий. Скоро у него появились свои любимцы. Это была,
во-первых, "Карта океанического полушария", построенная в такой хитрой
проекции, что на нее попали лишь белое пятно Антарктиды, куцый хвостик Южной
Америки да Австралия с Новой Гвинеей и Борнео. Все же остальное пространство
этой половины земного шара было залито благородной и вольной синевой трех
океанов - Тихого, Атлантического, Индийского, и когда Алеша всматривался в
нее, у него захватывало дух: так величественна и громадна была эта соленая
вода, где темнели километровые глубины глубокой голубизной сгущенной краски.
Другим любимцем оказалась "Карта каналов и проливов". Каналы Алешу не
очень интересовали, а вот проливы... Крупными бесценными жемчужинами они
нанизывались на то волшебное ожерелье, которым путь "Дежнева" охватывал
евразийский материк от Ленинграда до Владивостока: Зунд, Каттегат,
Скагеррак, Па-де-Кале, Ла-Манш, Мозамбик, Малаккский, Сингапурский,
Фуцзянский, Цусимский... Названия эти звучали как стихи. Глядя перед собой
затуманенным мечтою взглядом, Алеша повторял их наизусть, и перед ним,
накренясь, неслась по крутым волнам шхуна под штормовым вооружением.
Впрочем, она была не видением грезы, а картинкой на этикетке того флакона,
который позабыл Петр Ильич или просто бросил, так как одеколону в нем было
чуть на донышке. Алеша нашел его по возвращении со станции и тут же поставил
к себе на стол. Порой он вынимал пробку, удивительный корабельный запах
снова распространялся по комнате, и тогда казалось, что Петр Ильич бреется у
окна, и за спиной вот-вот раздастся его рокочущий голос.
Вскоре Алеша не на шутку начал тосковать по нему и потому страшно
обрадовался, когда наконец пришло из Ленинграда письмо.