"Леонид Сергеевич Соболев. Зеленый луч (про войну)" - читать интересную книгу автора

упрек: провалил ты, мол, командир... видишь, мы о тебе все знаем, а тебе и
то в новость, что у нас на катере орденов полно...
Вероятно, Артюшин ничего похожего и не думал. Но лейтенанту Решетникову
всегда казалось, что о его ошибках и недостатках другие думают словами
самыми жестокими и обидными. Он внутренне выругал себя за мальчишескую
торопливость. Конечно, надо было дождаться в штабе дивизиона, когда вернется
с моря Владыкин, поговорить с ним о катере, узнать, что за люди на нем, а он
не смог дождаться утра и поспешил на "свой катер" поскорее "вступить в
командование"... Вот и вступил, как в лужу плюхнул с размаху...
Было совершенно неизвестно, как держать себя дальше и что говорить, но
та присущая ему прямота, которая не раз причиняла в жизни хлопоты, тут его
выручила: он снял фуражку и, присев на чью-то койку, сказал очень просто и
душевно:
- Садитесь, товарищи, поговорим... Я о катере толком ничего не знаю:
приехал, а начальство в море... Ну, давайте сами знакомиться...
Рассказывайте... о нашем катере!
Знакомство это затянулось до ночи. Вернувшись в каюту, он долго не мог
заснуть. Он ворочался на узенькой, короткой койке, слушая тихий плеск воды
за бортом и думая о катере, с которым связана теперь его жизнь и
командирская честь.
Дунай и Одесса, Севастополь и Новороссийск, ночные походы и долгие
штормы, десанты и траления, бои и аварии - вся огромная, насыщенная,
блистательная и трагическая история крохотного кораблика вновь и вновь
проходила перед ним. И моряки, делавшие на катере все эти героические дела,
казалось, смотрели на него из темноты, спрашивая: "А как ты теперь будешь
командовать нами?.."
Он перебирал в памяти их лица, еще едва знакомые, вспоминая, кто бросил
обратно гранату со шлюпки - боцман или Морошкин, кто сбил в тумане самолет,
вылетевший прямо на катер, кто именно стоял по пояс в ледяной воде,
поддерживая сходню, по которой перебегали на берег десантники, у кого такое
"снайперское" зрение, что все спокойны, когда он на вахте?.. Или, может
быть, это были те, кого уже нет на катере и о ком только говорилось нынче, -
убитые, отправленные в тыл с тяжкими ранами?..
Люди и поступки путались у него в голове, как путались бои и походы. Но
во взволнованном его воображении все ярче и яснее вставал образ одного
человека - старшего лейтенанта Парамонова, командовавшего катером последние
десять месяцев; все, что рассказывали о катере моряки, неизбежно связывалось
с ним. И лейтенант Решетников, ворочаясь без сна, думал об этом человеке,
которого не видел и не знал, но заменить которого на корабле привелось ему.
Будут ли эти люди говорить о нем, лейтенанте Решетникове, с тем же
уважением, любовью и грустью, с каким говорили они нынче о старшем
лейтенанте Парамонове? И может быть, первый раз в жизни он понял на самом
деле, что такое командир - душа и воля корабля, его мужество и спасение, его
мысль и его совесть.
И эта долгая ночь подсказала ему поступок, который положил начало его
дружбе с командой катера: в носовом восьмиместном кубрике над дверью
появился портрет старшего лейтенанта Парамонова. Портрет был небольшой, в
простой рамке. Но когда лейтенант Решетников, прикрепив его, повернулся
лицом к морякам, молча следившим за ним, он увидел, что глаза их блестят. И
у самого у него перехватило горло, когда он негромко сказал: