"Чарльз Сноу. Возвращения домой" - читать интересную книгу автора

Он усадил Лафкина в кресло, стоявшее возле камина, натянул на руку
перепачканную сажей перчатку, сам подбросил в огонь угля, уселся на
высокий стул и приготовился слушать.
Но слушать-то оказалось в общем нечего. К моему удивлению, Лафкин,
который умел не хуже высших государственных чиновников отделять важное от
второстепенного, явился с жалобой весьма незначительной, да и к тому же
она никак не входила в сферу деятельности министра. Часть его людей, -
причем не специалисты, в судьбу которых мог бы вмешаться министр, а
управляющие и бухгалтеры, - подлежали призыву в армию. Если забрать
определенное число людей, сказал Лафкин, то в любой четко организованной
отрасли промышленности наступит такой критический момент, когда
производительность начнет резко снижаться по экспонентной кривой.
Бевилл и понятия не имел, что такое экспонентная кривая, но с умным
видом кивнул головой.
- Если вы думаете, что в подобных условиях можно продолжать работу, вы
ошибаетесь, - закончил Лафкин.
- Мы не только думаем, что вы будете продолжать работу, мы уверены, -
ответил Бевилл.
- И что же из этого следует?
- Хочу сказать вам одно, - продолжал Бевилл, - мы не должны убивать
курицу, которая несет золотые яйца. - И добавил: - ничего не могу обещать,
мой дорогой, но постараюсь замолвить словечко там, где надо.
Я с тревогой чувствовал, что они недооценивают друг друга. Бевилл был
аристократ; объективно он испытывал уважение к большому бизнесу, но
общество бизнесмена вряд ли было ему по душе. С Лафкином, как и с
большинством других представителей рода человеческого, Бевилл держался
дружески; дружеских чувств он не испытывал, но хотел быть со всеми в
хороших отношениях - это было одним из его жизненных принципов, хотя в
действительности он думал только о том, как бы поскорее сбежать в свой
клуб. А Лафкин, который выбился в люди лишь благодаря стипендии и уже в
семнадцать лет поступил на работу в фирму, ставшую потом его
собственностью, испытывал к политическим деятелям типа Бевилла нечто
среднее между завистью и презрением, но, будучи сам человеком удачливым,
он и к удачам других относился с уважением.
И хотя он поставил Бевилла в неловкое положение, как это удавалось ему
в отношении большинства людей, сам он никакой неловкости не испытывал. Он
пришел с определенной целью и неуклонно двигался к ней.
- Еще одно дело, господин министр, - сказал он.
- Что такое, мой дорогой?
- Вы не очень спешите посвятить нас в свои планы.
- Никогда не нужно ломиться в открытую дверь. В самом начале войны я
распахал и засеял этот участок и теперь не теряю надежды, что несколько
семян дадут свои всходы.
Петушиный хохолок на голове старика встал дыбом. Лафкин взглянул на
Бевилла и сказал:
- Рад это слышать, господин министр. - И продолжал, вкладывая в свои
слова удивительную волю и настойчивость: - Мне не полагается знать, что вы
делаете в Барфорде. Я ничего не знаю и до поры до времени не хочу знать.
Но вот что я хорошо знаю: если вы хотите добиться результатов и
использовать полученные данные еще в этой войне, то должны привлечь к