"Чарльз Сноу. Возвращения домой" - читать интересную книгу автора

морщинками, красивое и накрашенное - в девятнадцать лет она выглядела
старше, чем Маргарет в свои двадцать с лишним. Да, я сравнивал Маргарет с
ней, как всегда, когда моим воображением завладевала какая-нибудь женщина;
мне, по-видимому, надо было убедиться в отсутствии сходства, увериться,
что в той, о которой я посмел лишь подумать, нет ничего общего с тем, что
мне так знакомо.
Так же сравнивал я и характер Маргарет с характером Шейлы. В-ней было
достаточно задора, чтобы взволновать, но при этом она казалась мягкой,
уравновешенной, добродушно веселой. Через час после ее ухода я уже мечтал
о ней.
В тот вечер, лежа в постели, утонувшей в сумерках уходящего дня, я
грелся в лучах неосознанной надежды; иногда в мои мысли острой тоской
врывались образы прошлого, придуманного моей фантазией, а иногда то
реальное прошлое, которого я боялся. Но я был счастлив надеждой на
освобождение, как будто счастье с этой девушкой, которая только что ушла
отсюда, целиком зависело от меня.
Пока же я был обречен на бездействие. Я еще сам не определил своего
отношения к ней. Я могу не встречаться с ней и при этом испытывать лишь
смутное чувство сожаления да упрекать себя в трусости.
В ту ночь я наслаждался безмятежным покоем, глубоко пряча свою надежду
на счастье, как, бывало, ребенком я прятал сладости, храня их в уголке
книжной полки, чтобы они были под рукой, когда захочется.



15. ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПО СЕКРЕТУ

Все же в ту осень я, как ни в чем не бывало, трижды приглашал Маргарет
и Гилберта Кука вместе. Для меня эти вечера таили в себе какую-то
неизвестность, какое-то невыразимое очарование, как всегда, когда ждешь
решения своей участи, - так бывает после экзамена, результат которого
сразу не знаешь. Встреча в баре, куда мы с Гилбертом пришли прямо с
работы, а она уже нас ждала; сводки с фронтов в вечерних газетах; ночные
улицы военного времени; полупустые рестораны, потому что в тот год из
Лондона многие уехали; обеды, когда мы говорили о себе, так и не спрашивая
того, что нас интересовало; одинокое возвращение в Пимлико темной ночью.
Однажды вечером в конце ноября Гилберт снова, уже в который раз, пошел
со мной в мой клуб. В тот день мы, как обычно, продолжали говорить о нашей
работе, полностью захватившей нас. После смерти Шейлы я почти ни о чем
другом не думал; только о работе думал и Гилберт, страстный патриот,
целиком поглощенный войной. К этому времени он уже приобрел сноровку и
профессиональный жаргон государственных чиновников, с которыми мы
работали. Наш разговор в тот вечер был типичным разговором двух
чиновников. Я ценил его советы; он был упорен и вдумчив и в умении
тактически мыслить превосходил меня.
Однако в одном вопросе наш разговор был не просто деловым. У Гилберта
развилось наполеоновское честолюбие, но думал он не столько о себе,
сколько обо мне. Он уже мечтал видеть меня у власти, сам довольствуясь
ролью моего заместителя, наделял меня недремлющим коварством, которое
когда-то замечал в Поле Лафкине, и читал тайные замыслы в самых невинных