"Чарльз Сноу. Возвращения домой" - читать интересную книгу автора

казался теперь важной персоной. Поэтому за глаза он стойко и смело
отстаивал мои интересы, а в глаза говорил со мной весьма дерзко.
В четверг нам предстояло решить очередную проблему безопасности. В
одном из "секретных подразделений" в то время несколько человек работали
над проектом, в который никто из нас не верил; но они ухитрились окружить
свою работу такой тайной, что вышли из-под нашего контроля. Я знал об их
проекте, и им это было известно, но говорить со мной они не желали. Я
сказал Гилберту, что мы можем потешить их самолюбие, стоит нам лишь
проделать своего рода торжественный обряд: их попросят доложить свой
проект министру, от чего они не могут отказаться; затем он расскажет все
это мне, а в четверг мы с ними сможем хоть намекнуть друг другу на эту
тайну.
Чиновники обычно прибегают к такой нехитрой тактике. Я упомянул об
опасности доверять секреты людям с преувеличенным самомнением; это плохо
для дела и еще того хуже для характера таких людей.
У окна послышался шорох. Я взглянул на молодую женщину, которая до сих
пор сидела молча и неподвижно, и, к своему удивлению, увидел на ее лице
такую улыбку, что на мгновение ощутил покой, почти надежду на счастье.
Хоть остроумие мое было довольно банальным, улыбка зажгла ее глаза и чуть
окрасила щеки; это была добрая, жизнерадостная улыбка, и она невольно
привлекала.
До этой минуты я ее почти не замечал или скорее смотрел словно сквозь
дымку, как смотришь на незнакомого человека, которого не рассчитываешь
больше увидеть. А иначе я, конечно, обратил бы внимание на то, что у нее
изящные черты лица. Теперь я присмотрелся к ней. Когда она не улыбалась,
лицо ее могло показаться суровым, если бы не короткая верхняя губа,
придававшая особую пикантность линии носа и рисунку рта. При улыбке рот ее
становился большим и лицо утрачивало изящество; теперь оно дышало
добродушием и здоровой жаждой счастья.
Я видел, какая свежая у нее кожа. Лицо почти не накрашено, только губы
чуть-чуть. На ней было простое дешевое платье - такое простое и дешевое,
что казалось, будто она надела его не случайно, а выбрала намеренно.
Она продолжала сидеть у окна, но улыбка постепенно угасла, и теперь вид
у нее был нелепый, как у актера, который не знает, куда девать руки. Эта
поза, одновременно небрежная и застенчивая, делала ее как-то моложе и
более хрупкой, чем она была на самом деле. Я стал припоминать то немногое,
что знал о ней. Ей, должно быть, около двадцати четырех, думал я, лет на
двенадцать меньше, чем мне или Гилберту. Когда она снова засмеялась,
откинув назад голову, то совсем не показалась мне хрупкой.
Я улыбался ей. Я начал говорить с ней и для нее. Я пытался найти хоть
что-нибудь общее между нами. Она работала в Казначействе - нет, она не
очень охотно говорила о своих сослуживцах и работе.
Знакомые в Кембридже - мы вспомнили несколько имен, но не более.
- Чем бы мне заняться завтра, - спросил я, - раз уж предстоит целый
день лежать?
- Ничего не нужно делать, - сказала она.
- Я так не умею, - ответил я.
- Делайте то, что велит Гилберт. - Стараясь включить и его в наш
разговор, она улыбнулась ему. Но потом снова обратилась ко мне и сказала
решительно: - Вы должны отдыхать всю неделю.