"Чарльз Сноу. Возвращения домой" - читать интересную книгу автора

Значит, думал я, о Шейле продолжают злословить. Наблюдая за ней, я был
убежден, что она об этом знает: попытки забыться еще больше выдавали ее.
Иногда, к концу года, мне казалось, что она больше не выдерживает. Даже
навязчивые идеи изживают себя, думал я, точно так же, как в самой
неудачной любви наступает момент, когда силы, побуждающие человека уйти от
несчастья, значительно превосходят те, которые вовлекают его в это
несчастье.
По правде говоря, поведение Шейлы становилось все более и более
странным. Она почти не выходила из дому, но перестала интересоваться и
пластинками - к ним она Обычно прибегала как к крайнему средству.
Казалось, она нашла себе новое занятие. Дважды, вернувшись домой из
Милбэнка раньше обычного, я слышал, как она бегает по спальне и
захлопывает ящики, словно мое появление застало ее врасплох и она что-то
прячет.
Спрашивать ее было небезопасно, и все же я должен был знать. Миссис
Уилсон как-то проговорилась, что Шейла каждое утро уходит в комнату,
которая считалась у нее кабинетом. И вот однажды, отправившись в контору,
я с полдороги вернулся домой, словно что-то забыв. Миссис Уилсон сказала,
что Шейла, как всегда в последние дни, наверху, в кабинете. Комната эта
была в конце коридора, я приоткрыл дверь и заглянул. Шейла сидела за
письменным столом, у окна, выходящего на крыши Челси. Перед ней лежала
тетрадь, простая школьная тетрадь в синюю линейку; откинув голову - она
была дальнозорка, - Шейла с пером в руке перечитывала только что
написанное ею. Насколько мне удалось разглядеть через всю комнату, это был
не сплошной прозаический текст и не стихи; то, что она писала, походило
скорее на диалог.
Заметив, что дверь отворена и что я в комнате, она тотчас закрыла
тетрадь и прижала ее рукой.
- Это нечестно! - воскликнула она, как девочка, застигнутая врасплох за
каким-то недозволенным занятием.
Я задал ей первый пришедший в голову вопрос - нельзя ли мне сегодня
пообедать не в городе, как я собирался, а дома.
- Это нечестно, - повторила Шейла, судорожно сжимая свою тетрадь. Я
промолчал. Не говоря более ни слова, она ушла в спальню, и оттуда
донеслось щелканье ключа - она отперла и вновь заперла ящик.
Объяснения были излишни. Она пробовала писать и старалась хранить это в
тайне. Думала ли она об Эмилии Бронте или Эмилии Дикинсон? Чувствовала ли
она себя сродни этим женщинам, столь же ушедшим в себя, как она сама?
Обычно, когда мы о них говорили, она - от нее это странно было слышать -
осуждала их; спустившись с небес на землю, говорила она, они принесли бы
гораздо больше пользы.
Во всяком случае, ни она, ни я не заговаривали о ее попытках
сочинительства до того вечера, когда должен был состояться Барбаканский
обед. Барбаканский обед был один из тех приемов, где мне приходилось
присутствовать по долгу службы у Поля Лафкина. Обед этот давала
ассоциация, состоявшая в основном из членов правления банков, акционерных
обществ и страховых компаний, которая занималась рекламой внешней торговли
Англии. На этот январский обед был приглашен Лафкин вместе со всеми его
старшими администраторами и консультантами и его главные конкуренты со
своими сотрудниками.