"Сергей Снегов. Язык, который ненавидит " - читать интересную книгу автора

человек не разместить, можно впихнуть их почти двести, узнал впервые в
Дудинке.
Конвой занял последнюю платформу - целый лес винтовок топорщился над
головами. В середине ее разместили станковый пулемет, он покачивался,
наставя на нас вороненое дуло.
Уже шло к полудню, когда состав тронулся на восток. Деревянный домик
вокзала скрылся за холмиком. Мимо нас проплывала унылая низина, заросшая
багрово-синими травками и белым мхом... По небу рваными перинами тащились
тучи, иногда они просеивались мелким дождем. Платформы трясло, колеса
визжали на поворотах и сужениях: я сидел с краю и видел непостижимую колею
рельсы не вытягивались ровной нитью, а то сморщивались, образуя что-то вроде
стальной гармошки, то мелко петляли, один рельс вправо, другой влево. Я не
понимал, как вообще поезд может двигаться по такой изломанной колее, и,
толкнув Хандомирова, привалившегося - вернее навалившегося на меня - всем
телом, обратил его внимание на техническое чудо двух линий рельсов. Он
зевнул:
- Нормальная зековская работа. Зарядили могучую туфту. Запомните,
дорогой, вся лагерная империя НКВД держится на трех китах: мате, блате и
туфте. В Заполярье, я вижу, туфту заряжают мастерски. Понятно?
Мне, однако, понятно было не все. Мат окружал меня с детства. Блат
только начинал свое победное шествие по стране, хотя о нем уже и тогда
говорили: "Маршалы носят по четыре ромба, а блат удостоен пяти". Но что
такое туфта и как ее нужно заряжать - а ее почему-то всегда заряжали, я
слышал это только от Хандомирова - я не имел точного понятия.
Поезд вдруг остановился, потом дернулся - колеса зло завизжали - снова
остановился. И мы увидели забавную картину: состав из полутора десятков
платформ стоял, а паровоз с двумя платформами бодро уходил вперед: "Стой!
Стой!" - заорали на паровоз. Охрана соскакивали наземь и с винтовками
наперевес окружила покинутый паровозом состав - похоже, страшилась, что
заключенные бросятся наутек по дикой тундре. Яростно рычали псы. Ни один
заключенный не спустил ног на траву. Паровоз медленно воротился обратно, но
не дошел, а замер метрах в двадцати от состава. Раздалась команда: "Все
слезай!", и мы попрыгали на землю.
Ноги по щиколотку увязали в топкой земле. Колеса платформ ушли в грязь
и воду, это и было причиной остановки. Я поворачивался то вперед, то назад
на добрые сотню-две метров железная дорога вся провалилась в топкую трясину.
Начальник конвоя заорал:
- Есть железнодорожники? Выходи, кто кумекает!
Из толпы выдвинулся один заключенный. Я стоял неподалеку и слышал его
разговор с начальником конвоя.
- Я инженер-путеец. Фамилия Потапов. Занимался эксплуатацией железных
дорог.
- Статья? Срок?
- Пятьдесят восьмая, пункт седьмой - вредительство. Срок - десять лет.
- Подойдет, - радостно сказал начальник конвоя. - Что предлагаете,
Потапов?
К ним подошел машинист паровоза. Потапов объяснил, что колея проложена
по вечной мерзлоте неряшливо. Лето, по-видимому, было из теплых, мерзлота
подтаяла и в этом месте превратилась в болото, рельсы ушли в жижу. Паровоз
не сумел вытащить провалившийся выше осей состав, сильно дернул и разорвал