"Сергей Снегов. Язык, который ненавидит " - читать интересную книгу автораНаклоняйся, бери и суй в карман. Всего же больше платины, ну и меди,
разумеется. Короче, будем нашими испытанными зековскими руками укреплять валютный фундамент страны. - Вот же врет, бестия! - восхищенно высказался мой новый приятель Саша Прохоров, московский энергетик, два года назад вернувшийся из командировки в Америку и без промедления арестованный как шпион и враг народа. - И ведь сам знает, что врет! Конечно, половина вранья - правда. По статистике, у каждого выдумщика вероятность, что в любой его выдумке половина - истина. Математический факт. Хандомиров на этом играет. Вскоре нам приказали готовиться на этап в Норильск. Нашлись люди, больше знавшие Норильск, чем Хандомиров. Снега и холод они подтверждали, о платине и цветных металлах тоже слышали, но золото и алмазы, валявшиеся под ногами, высмеяли. Мы с нетерпением и надеждой ждали формирования этапа. Два месяца земляных работ у Белого моря вымотали самых стойких. Многие, добредя до площадки будущего аэродрома, валились на песок, и даже мат майора Владимирова и угрозы охраны не могли поднять их. Тюремные врачи, называвшие симулянтами даже умиравших, стали массами оставлять заключенных внутри тюремной ограды. Соловецкое начальство поняло, что хозяйственной пользы из нас уже не выжать, и сотне особо истощенных - мне в том числе - дало двухнедельный отдых перед этапом. 5-го августа - радостная отметка дня моего рождения - пароход "Семен Буденный" подошел к причалу, и к вечеру почти две тысячи соловецких заключенных влились в его грузовые трюмы. По случаю перевозки "живого товара" - новой специализации сухогруза - трюмы были заполнены в три этажа деревянными нарами. Мне досталась нижняя нара, комендант из уголовников воодушевления - и поведал мне. Впрочем, к концу десятидневного перехода по Баренцеву и Карскому морям, а потом по Енисею, я уже - с натугой взбирался на вторые нары поболтать то с одним, то с другим соседом "из наших": на нижних нарах "гужевались" преимущественно "свои в доску", я был среди нижненарных исключением. В середине августа "Семен Буденный" прибыл в Дудинку - поселок и порт на Енисее. Ночь мы провели в трюме, а ранним утром зашагали длинной колонной на вокзал - крохотное деревянное зданьице, от него шла узкоколейка на восток. У деревянного домика стоял поезд - паровозик из "прошлого столетия", как окрестил его Хандомиров, и десятка полтора открытых платформ. Мы удивленно переглядывались и перешептывались - подошедшая к вокзалу колонна заключенных была вдесятеро длинней линии платформ. - Сегодня узнаем, как чувствуют себя сельди в бочке, - почти радостно объявил Хандомиров. - И в самом деле, чем мы хуже сельдей? Я так и не узнал, как чувствуют себя сельди в бочке, но что человек может сидеть на человеке - на коленях, на плечах, даже на голове - узнать пришлось. Конвоиры орали, толкали руками и прикладами в спины, для устрашения щелкали затворами винтовок, овчарки рычали и норовили схватить за ноги тех, кто вываливался из прущей толпы, а мы мощно натискивались в платформы: первые старались рассесться поудобней, а когда следующие валились на них, платформа превращалась в подобие живого бугра - вершиной на середине, пониже к краям. Я часто встречал на товарных вагонах надписи "Восемь лошадей или сорок человек". Все в мое время совершенствовалось, устаревали и железнодорожные нормы. Но что на платформу, где и сорока |
|
|