"Сергей Александрович Снегов. Норильские рассказы " - читать интересную книгу автора

Максименко сокрушенно покачал головой.
- Ай, какие идеологически невыдержанные уполномоченные в Казахстане! В
рай верят! И ведь, не исключено, партийные?
Панкратов огрызнулся. Пшенная каша, похоже, легла у него комом не в
желудке, а на сердце. Он гаркнул так зычно, что дежурный приоткрыл
глазок -не дерутся ли в камере? Драки, истерические ссоры, дикие вопли были
явлениями если и не ординарными, то и не такими уж необычными -надзирателям
часто приходилось вмешиваться. Наша камера пока была на хорошем счету, народ
в ней подобрался смирный: никого еще не били на допросах, никто не устраивал
политических обструкций, не кидался на соседей, не пытался проломить дверь
головой, не грозил в спорах доносами, не грыз в отчаянии свои руки. И хоть
уже многие жители нашей камеры схватили положенный срок, ни один не
удостоился расстрела - мы ценили свою судьбу. "У нас глубже политического
насморка не болеют,- хладнокровно разъяснял Максименко новеньким.- Так, на
нормальную десяточку лагерей, а чтобы вышка - ни-ни!"
Лукьянич, не терпевший шума, сухо посоветовал Панкратову:
- Вы не орите, пожалуйста! Поберегите голос на допросы, там он вам
понадобится больше.
Три дня Панкратов втихомолку страдал, поедая пшенную кашу, а на
четвертые сутки к нам втолкнули нового арестованного.
Его именно втолкнули. Очевидно, он сопротивлялся, может, вырывался из
рук охраны и ему наддали коленом "нижнего ускорения". Он влетел в камеру,
остановился, оглянулся, тяжело дыша. Он не сказал нам обязательного
"здравствуйте!", и мы его тоже не приветствовали.
- Ваша койка вот эта! - вежливо сказал корпусной, вошедший с тремя
стрелками.- Держите себя тихо. Для буйных у нас карцер и смирительная
рубашка.
Арестованный не шевельнулся. Он молчал и ожесточенно дышал. Он был
высок, очень худ и, видимо, силен костистой жилистой силой. На нас он
по-прежнему не глядел. Он был поражен шоком, его измученные, глубоко
запавшие глаза горели - маленькие, серебряно посверкивающие точки на
землистом, чем-то знакомом лице. Странно наблюдать крепких людей,
ошеломленных до того, что не могут шевельнуться - ни сесть, ни пасть, ни
наклониться, ни поклониться. Они просто окостенело стоят - я уже видел раза
два подобное состояние, оно не было мне внове, но все также потрясало
чувство.
Но когда корпусной повернулся к двери, новенький пробудился. Он
метнулся за корпусным, громко крикнул:
- Не смейте! Слышите, я не позволю! Немедленно соедините меня с
товарищем Сталиным.
Корпусной по природе был из тех, что любят поболтать. Нам он читал
нотации по любому поводу, а еще охотнее без повода. Временами он изъяснялся
почти изысканно.
- К сожалению, у меня нет прямого провода в Кремль. И уже
поздно -товарищ Сталин отдыхает.
Арестованный чуть не топал ногами.
- Есть, есть - я лучше знаю!.. Сталин у себя, это его обычное время
работы.
Корпусной строго поглядел на нас - не ухмыляемся ли в кулачок - и
внушительно разъяснил: