"Даниэль Смушкович. Зазеркальное утро" - читать интересную книгу автора

Эйела колебалась секунду, плакать ей или смеяться, потом
уткнулась в подушку и разрыдалась.


Голодовка и потеря крови сделали свое черное дело -
следующие несколько дней Эйеле пришлось провести в постели. За
это время она успела раскаяться в сказанных резких словах.
Конечно, ей следовало догадаться. Раньше ей никогда не
приходилось видеть страдающих от несчастной любви, оттого она и
оплошала. То есть, разумеется, неудачно влюбляться приходилось
и ей самой, а уж о Энне и речь не идет - она, кажется,
постоянно по кому-то сохнет - но все это было как бы не
всерьез: этакий приятный зуд души, которую можно почесать на
досуге. И, столкнувшись с настоящим чувством, Эйела
растерялась.
Ретт по-прежнему приходил к ней, ухаживал, приносил еду,
уносил грязные тарелки и ночные горшки. Он был все так же
отстраненно вежлив, но девушка видела в нем пустоту, вскрытую
ее жестокими словами. И - странное дело - раздражение, которое
бывший фельдшер вызывал у нее прежде, перешло почти в
восхищение. Какое, в самом деле, было у нее право лезть ему в
душу? Он ей, в конце концов, жизнь спас. Могла оставить
человека в покое. Так нет, полезла грязными руками.
В первый же день, когда Эйела встала с постели, она,
дождавшись, пока Ретт уйдет за консервами, обшарила его комнату
сверху донизу. И не нашла ничего. Совсем ничего. Ретт бережно
хранил исписанные, изжеванные ручки, какие-то блокноты с
заметками о прочитанных книгах, чуть ли не ветхие от старости
квитанции - но ни фотографий, ни каких-либо записей о его
прошлом, ни даже документов девушка не нашла. Словно Ретт
Миаррах вынырнул из пустоты. Или оторвал от себя прошлое,
оторвал и все ниточки отрезал, только чтобы не напоминали ему
о... чем-то.
Зато нашла она блокнот. Маленький, истрепанный; половина
листов отсутствовала, выдранная с мясом, оставшиеся густо
исписаны размашистым почерком - строки налезали одна на другую,
путались, как нити порванной паутины. Девушка попыталась
прочесть: "...и темная вода встает медленно поднимаясь плавают
листья и тугие желтоватые пузыри тихо лопаются в безмолвной
тоске отчаяние скорбь Озеро Скорби боли в сердце при каждом
порыве ветра который колышет черное зеркало воды и кто-то
таится в его зазеркалье...". Она захлопнула блокнот, чувствуя,
что кошмар затягивает ее. Открыла в другом месте. Везде то же
самое - мучительно рваные строки, порой невообразимо банальные,
но иногда - живые до ужаса, до мурашек по коже.
Вечером Ретт попросил не шарить больше в его бумагах. Там
нет ничего, что он желал бы сохранить в секрете, сказал
фельдшер, но некоторое уважение к личным вещам... Эйела
запустила в него тарелкой. Ретт поймал и тарелку, и
отправленную вслед за ней ложку; на лице его при этом появилось