"Валерий Смирнов. Одесский язык" - читать интересную книгу автора

употреблять слова и фразеологизмы из этого разговорника. Точно так, как
произносят они сегодня некогда сильно веселившее их выражение "слушайте
сюда".
Ну и что мы имеем с гусь, то бишь: каков результат? Он таки
стандартный, неоднократно проверенный самим временем: нормы одесского языка
как становились, так и продолжают становиться нормами языка русского. Не без
влияния той самой апельсины на изменения пола картофеля и вплоть до
употребления чисто одесской приставки "шм", придающей при повторении слову
значение пустяка типа: фаллос-шмалос, книги-шмиги. И пишут россияне "открыть
дверь", а не "отворить дверь", "бандит", а не "разбойник", а также "доказать
этого никто не сможет", в полном соответствии с грамматикой одесского языка,
где родительный падеж является главным. Да что там много говорить, если даже
слово "жлоб" уже пару десятилетий употребляется россиянами не в его
изначально русскоязычном, а в старинном одесскоязычном значении. "Кроме
шуток", "давать гастроли", "танцевала без ничего" - подобные примеры некогда
исключительно одесских выражений, превратившихся со временем из
безграмотно-одесских в нормально-российские можно перечислять от забора и до
вечера.
Что это за словечки? Те самые словечки, по поводу которых писал
российский поэт Н. Гумилев: "...специфически-одесский говор ...с какими-то
новыми и противными словечками"? Среди множества таких словечек, в
частности, были "шикарный", "конъюнктура", "демисезонный", которые
давным-давно не кажутся россиянам противными. Современник Гумилева
ученый-лингвист Л. Горнфельд в 1922 году выдал откровение: "Лет двадцать
пять назад словооткрытка казалась мне типичным и препротивным созданием
одесского наречия; теперь его употребляют все, и оно действительно потеряло
привкус былой уличной бойкости". Зарубежным филологам впору создавать
диссертации на тему длящейся с девятнадцатого века и по сей день российской
лингвистической традиции: сначала они возмущаются по поводу "препротивных
созданий одесского наречия", порождающего "новые и противные словечки", а
затем не без их помощи создают свои, написанные чисто по понятиям русским
языком, научные работы и классические литературные произведения.
Что это за наречие, где уже известный и в России "фанат" более ста лет
назад был синонимом "болельщика" (место сборища болельщиков по сию пору
называется в Одессе Фанаткой), а "булочная" именуется "хлебным"? Как бы
между прочим, слово "булочная" попало в русский язык из языка одесского. Но
если ныне россияне ходят в булочную, то одесситы - в хлебный. Это тоже одна
из многочисленных одесских традиций: стоило только россиянам-туристам
узнать, что являют собой маленжаны, как одесситы тут же стали именовать их
баклажанами. Со временем и слово "баклажаны" стало для россиян привычным, а
одесситы уже добрую сотню лет именуют баклажаны "синенькими".
Вот так и попадали в русский язык из "Богом данного России золотого
города", окруженного частоколом нищей крепостнической империи, не то, что
"гвоздодер", "ландо", "пижон", "брынза", "бильбоке" или "пшют", но и
многочисленные фразеологизмы типа "не все дома". Если каких-то тридцать лет
назад россияне письменно и устно именовали "самостроками" то, что одесситы -
"самопалами", а их фразеологизм "тонна" соответствовал нашей "штуке", то
ныне звучит по российскому телевидению не то, что "штука баксов" или
"самопальная форма", но даже наше сакраментальное "Не дождетесь!" и иже с
ним.