"Валерий Смирнов. Как на Дерибасовской угол Ришельевской" - читать интересную книгу автора

успели понять, откуда в них летят свинцовые пилюли, которые не способствуют
пищеварению. А потом Филипп Степанович высовывается черным ходом на улицу и
не спеша прогуливается до "черного ворона", где спокойно ждет очередного
будущего строителя Беломорканала или просто безмогильного шофер, примеряя на
себя в мыслях орден Красного Знамени. Поздняков спокойно прикуривает у этого
шофера, а потом делает ему дырку как раз в том месте, где уже покойный
мечтал провертеть ее собственноручно, чтобы носить орден. И уезжает сам
себе, безо всякого конвоя, на тогда еще бездефицитном бензине.
Тем временем начальник отдела сидит у себя в кабинете и удивляется,
чего так долго не идут его бойцы. Не ведут главагента империализма,
подстроившего такую диверсию. Хорошо хоть другие ребята наконец-то нашли
хату наподобие профессорской, значит, не всех гадов еще в этом городе
выдавили. Но тут к начальнику прибегает какой-то чекист с языком за плечами
и сообщает, что верных сынов революции в гнездовье палачей, засланных
мировым капиталом, ждала засада из двадцати стволов. И они погибли,
естественно, в неравной борьбе, до конца исполнив свой долг. До какого
конца, начальнику уже не хотелось выяснять. И он взялся раскручивать это
дело без отрыва от стульчака. На этом месте ему размышлялось особенно
хорошо. Если бы все шло как надо, брали бы гада по новой. С семьей, для
порядка. Но такой клиент этот был Поздняков, что его семья видела гораздо
реже, чем начальник одесской тюрьмы. И где она у вражины имелась, никто
толком не знал. И была ли вообще - тоже. Но самое главное, прописки у этого
диверсанта, в отличие от всего советского народа, тоже не было. Где ж в
таком случае арестовывать врага победившего пролетариата?
К ментам чекисты не обращались, чтобы не уронить своего высокого
звания, потому что были уверены: менты только и ждут, чтоб на них настучать
секретарю горкома партии Гуревичу. Разве что побывали на хате Шаи-патриота и
увидели; если он чем и отличается от них, то только тем, чем сильно похож на
чекистов, которые арестовывали Позднякова. Разве что дырок в нем было чуть
больше и он уже начинал тихо-мирно вонять.
А потом начальнику отдела стало совсем не до Позднякова. Потому что
через три дня, после того, как местную Чеку возглавил товарищ из Москвы,
начотдела сам оказался недочиканным соратником врага Ежова. И соответственно
получил пулю в затылок из собственного именного оружия, над тем самым
унитазом, где любил строить планы поимки вражеских агентов.
Потом за эту историю в Одессе стали забывать. Кроме одного человека.
Того самого, которому за соответствующий карбач Поздняков оставил на
хранение профессорские бебехи и еще кое-что. Чтобы больше вам не слышать за
Позднякова-старшего, могу только сказать, что у него таки-да была женщина
вроде жены и, как она уверяла в свое время, его собственный сын. Потому что
во время войны она стала вдовой фронтовика Филиппа Степановича Позднякова,
героически отдавшего жизнь за советскую Родину. Если бы сам Поздняков узнал,
за что он отдал свою жизнь, то сильно бы удивился. Но удивляться ему не
пришлось, так как он в это время уже лежал в собственной могиле под чужой
фамилией на астраханском кладбище.
В те времена, когда чересчур постаревший профессор Брунштейн нажил
новую мебель и перестал быть космополитом, молодого, но уже регулярно
подворовывающего Борю Позднякова разыскал Зорик Максимов по кличке Антиквар.
Он честно передал Позднякову-младшему цацки и картины, которых так и не
дождался чекист из Москвы, расстрелянный в пятьдесят третьем году. Тем самым