"Олег Павлович Смирнов. Обещание жить " - читать интересную книгу автора

окантованное, солнцем. Неумолчно шумел под ветром лес. Гудели моторы.
Трещали кузнечики. Жаркий воздух волнами наплывал с поля, словно опаляя
кожу. Ну, опалял - вряд ли, а вот опылял, в смысле сыпал на кожу пыль, - это
точно.
Макеев задремал. И сразу увидел сон. Будто он, Сашка Макеев, пишет
мелом на доске, а класс притих, пораженный его смелостью. Он пишет:
"Здрасьте, Нина Мадамовна!" Едва успел поставить восклицательный знак и
юркнуть за парту, как в класс вошла русачка Нина Адамовна, увидела надпись
на доске и заплакала от обиды.
На этом месте Макеев и пробудился от крика: "Подъем! Становись!"

2

Он встал, из травы брызнули воробьи, разлетелись по веткам, и стало
ясно, что они в общем-то от полевых мышей далеки. Макеев повел плечами,
поторапливая, повторил команду ротного: "Подъем, ребята, подъем!" - и шагнул
в кусты. И там увидел на песке то ли сдохшую, то ли убитую гадюку,
чешуйчато-серую, с темной зигзагообразной полосой на спине. И вспомнил:
плыли с рыбалки, он греб, а отец, сидя на корме, рубил прутом выставившиеся
гадючьи головки, змеи кучно пересекали реку, сносимые течением. Саше было и
страшно и противно, отец, оскалив прокуренные зубы, все взмахивал прутом и
цедил: "Рубай башку белогвардейским гадам!" Он служил в Первой Конной, в
шкафу свято хранилась именная шашка и буденновский шлем. И не дай бог
сказать кому-нибудь про буденовку "шлем", а не "шлем"; отец угрюмел и с
презрением говорил: "Кавалерии, поди, не нюхал?" Когда началась Великая
Отечественная, отец провозгласил: "Будем рубать башку гитлеровским гадам!" -
и повел Сашу в военкомат проситься на фронт, в конники. Отца, точно,
направили в кавалерию и на фронт, он ходил с Доватором по подмосковным тылам
немцев, где в одном из боев и пропал без вести. Мать написала об этом Саше в
училище - пехотное училище; отец, наверное, подосадовал, узнав, что сын
будет пехтурой, хотя и в командирском звании. Эх, папа, папа, что же с
тобой?
Уже на проселке Макеев подумал, что подобные воспоминания из той,
далекой, предвоенной жизни, эти позавчерашние реалии, потускневшие на фоне
новой грозной реальности и все-таки окончательно не утратившие своего
значения, приходят на фронте часто, по поводу и без повода, оставляя в душе
некую горечь. Ладно, что она не так уж долго держится.
После он подумал о том, что увидел, задремавши. Собственно, это был не
сон, не полуфантастические видения, это было воспроизведение случившегося
однажды в действительности. Был восьмой класс, была нелюбимая
преподавательница русского языка и литературы, придира и нудьга Нина
Адамовна, которую заглазно дразнили Ниной Мадамовной. И был он, Сашка
Макеев, дерзнувший написать это на классной доске. А затем втайне жалел
расплакавшуюся учительницу и каялся - тоже тайно. В восьмом классе он еще не
обращал внимания на Анечку Рябинину, начал симпатизировать в девятом, в
десятом уже ходили на пару в кино, провожались и даже были робкие поцелуи.
Невероятно давно это происходило. Воспоминание об этом также рождает
какой-то горьковатый осадок.
Но при всем при том воспоминания эти помогают отвлечься от трудной
дороги. Солнце бьет в глаза, пылюка застревает в носоглотке, пот склеивает