"Олег Павлович Смирнов. Обещание жить " - читать интересную книгу автора

ротный. Илья чертыхнулся и, лениво поднимаясь, сказал в нос:
- Не дадут пообщаться с Маршалом Советского Союза. Отрывают, чтобы
сделать небось нагоняй за отставших на марше. И чего у тебя не отстают, не
пойму!
Когда Фуки ушел, макеевский помкомвзвода, он же командир первого
отделения, произнес неодобрительно:
- Липнет он к вам, товарищ лейтенант. Вы ему шибко не доверяйтесь, уж
больно он цыганистый...
- Как это? - спросил Макеев.
- Чернявый, нос горбатый... Конокрадистый!
- Он хозар.
- Не слыхал таких. Видать, нацмен?
Макеев кивнул. Помкомвзвода хмыкнул, передернул лицевым мускулом - это
на миг скривило рот - и сказал:
- Фук - это в шашках берут фука. И вообще фуки-пуки, хе-хе!
- За что ты его, Друщенков, невзлюбил?
- Конокрадистый он, хитроват...
- Да брось! У лейтенанта Фуки хитрости и в помине нет.
- Симпатизируете ему, - с осуждением сказал Друщенков и, встав, отошел
в кусты.
И Макееву бы не мешало навестить кустарничек, но потерпит: нет сил
подняться. Надо передохнуть. Ф-фу, хорошо! Привал малый, не худо б растянуть
его. А будет подъем, тогда и отвернем в кустики.
Из них, густолистых, припорошенных пылью, выплыл сухощавый, невесомый
сержант Друщенков и направился к Макееву. И к Макееву же направился от
ротного лейтенант Фуки. Увидев друг друга, они замедлили шаг. Затем
Друщенков свернул в сторону, а Фуки пошагал прямо на Макеева. Не доходя
метра, сказал:
- Разрешите обратиться, товарищ Маршал Советского Союза? Я угадал:
надавали по щекам. За отставших. А я виноват, что ли?
- Перестань называть меня маршалом...
- Ты не хочешь быть маршалом?
- Ив принципе перестань кривляться.
- Не буду. - Фуки присел и снял фуражку. - Коль дошло до принципов, не
буду.
Фуки носит фуражку - армейский франт, он не снисходит до пилотки, -
надвинув козырек низко, по брови, и сейчас, когда снял ее, увиделось: лоб
белый, незагоревший и чистый, без малейшей морщинки, какой-то поразительно
безмятежный лоб. Он бросался в глаза потому, что лицо было в складках и
морщинах. Фуки не ухмылялся, не гримасничал, не молол ерунду, и черты его
приятные, добрые, нахальная веселость зрачков пригашена. И еще он молчал -
редкость!
А так говорит и говорит, чаще вздор. Втравляя в эти шутейные, или,
точнее, шутовские, разговоры Макеева, как бы и его превращает в болтуна. А
ведь солдатики прислушиваются. Чай, не глухие. И присматриваются, как
выглядит лейтенант Макеев. Не говоря уже о лейтенанте Фуки. Занимался б
лучше взводом, чем язык чесать. Тогда б, кстати, и отстающих на марше было
бы меньше.
Макеев лежал на спине, подложив руки под голову, и смотрел вверх. Небо
было синее, бездонное, по нему волочилось одинокое облако, высвеченное, как