"Олег Павлович Смирнов. Обещание жить " - читать интересную книгу автора

Басовитые и тенористые, хриплые и звонкие, орущие и негромкие голоса
перекатами передавали эту команду до хвоста батальонной колонны, где она и
замирала. Нельзя сказать, что исходившая от комбата команда так уж
подстегивала идущих. Правда, Макеев, как и другие офицеры, начинал шагать
ходче, но взвод не очень торопился, и между Макеевым и первой шеренгой, где
топала его надежа - отделенные командиры, образовался разрыв. Если уж
сержанты не проявляют прыти, чего же ждать от рядовых бойцов! Однако он
упрямо поворачивался: "А ну, ребята, шевелись!" - взглядом приказывал не
отставать от него, и постепенно сержанты, а за ними и солдаты подтянулись,
пошли резвее. Никто, видимо, не догадывался, что тошней всех приходится
лейтенанту. Как ни напрягай волю, горло болит, слабость сковывает движения,
пот льет в три ручья. Нет, определенно: мир божий туманен, расплывчат и не
радостен для взора. Но крепись, лейтенант Макеев!
Он крепился. Угнув голову, подавшись корпусом вперед, переставлял
отяжелевшие ноги, отдувался, фыркал, сплевывал, а временами выходил к
обочине, пропуская свой взвод, смотрел, нет ли отстающих - их не было, - и
опять занимал место во главе взводной колонны, и шагал, шагал. Говорил себе:
"Дойду до того бугра". Доходил. "Дойду до той рощи". Доходил. "До поворота
дойду". И до поворота доходил. Проселок вилял меж взгорками, иногда
взбирался на них, и подниматься и спускаться было трудно, по ровному идти
ловчей.
"Дойду до камня".
Но до большого округленного валуна в лишайнике Макеев не дошел, потому
что по колонне прокатилось: "Стой!" А затем раздалась команда: "Привал!"
После остановки прошли совсем мало, и уже привал. Впрочем, начальству
виднее. Привал - это мы всегда приветствуем. Вместе с солдатами Макеев сошел
с дороги.
Он будто физически ощутил покачивание, когда прилег на землю. Прикрыл
глаза, и оно усилилось, вызывая что-то вроде головокружения. Он разлепил
веки и увидел лейтенанта Фуки, подходящего к нему, загребая носками пыль
возле солдатских лиц. Макеев сказал:
- Осторожней. Не пыли.
- Есть, товарищ Маршал Советского Союза! Фуки присел, вытянул ноги в
запыленных яловых сапогах, достал из кармана серебряный портсигар, щелкнул
крышкой.
- Прошу угощаться. - Сделал удивленные глаза. - Ах да, прошу извинить,
товарищ Маршал Советского Союза: забыл, что вы не курите. И все мои попытки
совратить вас остались безуспешными.
- Верно, безуспешными, - сказал Макеев и подумал: "Охота же Ильке
трепаться, тут от усталости языком не ворочаешь".
Фуки попыхивал папиросой, выпуская дым колечками, наблюдал за ними,
ухмылялся, посвистывал, и было похоже, что он не очень-то притомился.
Двужильный он, этот парень, с вислым, хищным носом, черноволосый, бровастый,
с блестящими глазками, словно подернутыми то ли слезой, то ли маслом. Эти
глазки веселы, уверенно-нахальны; Макеев никогда, пожалуй, не видел их
другими. Ну что он здесь точит лясы, бросив взвод? Взводный должен быть со
своими солдатами. Как лейтенант Макеев, например.
Фуки докурил, смачно сплюнул, отбросил окурок и раскрыл рот, чтобы
что-то сказать Макееву, но не сказал - подковылял связной, пожилой, сутулый
солдат в высоко, под колено, намотанных обмотках: лейтенанта Фуки вызывает